Удача. Владислава Николаева

спину. Я рывком обернулась – мой мужчина наградил меня своей самой широкой улыбкой. Его ледяные глаза лучились. Я не знала, что ему пришлось пережить за прошедшие годы, и не хотела представлять. Он сел по другую сторону скамейки, запрокинул меня и впился в губы. Я едва не задохнулась. Он не мог ждать, и жаль, что мы с волчонком не успели погулять, как обычно, и он не успел устать.

      Мне пришлось запереть сына в его комнате, он был напуган и удивлён, но его отец уже ждал в постели. Я закрыла дверь и зашторила окно. Он провожал мои движения взглядом. Я сбросила одежду. Он глубоко выдохнул. Я легла напротив, поверх одеяла. Он разглядывал меня, чуть улыбаясь. Я приподнялась и поцеловала его первой.

      Он не набросился на меня, как когда-то в семнадцать лет. Прежде всего, он обнюхал меня очень придирчиво. Сначала я не придала этому значения, но потом до меня дошла причина – он проверял, верна ли я ему. Я оскорбилась против воли.

      Он ткнулся носом в мою шею.

      – Пойми, – прошептал он, – я не тебе не верю. Я не верю другим.

      Он подмял меня под себя. Я и забыла, какой он тяжёлый, какую уверенность даёт его тёплое жёсткое тело.

      – Нет других, – шепнула я, чувствуя себя безвольной куклой. Он так плотно приник ко мне, что мы уже практически были единым целым.

      Он сжал своими мою верхнюю губу. У его губ была эталонная форма. Он умел целовать, как мне нравилось. Я чуть приоткрыла глаза, он смотрел на меня. Он упёр лоб в мой лоб:

      – Мне нравится в этом убеждаться.

      Потом он плотно прижался ртом к моей щеке и стал старательно двигать губами. Он говорил со мной, беззвучно. Я угадывала слова по движению его губ: «Я очень соскучился. Потерпишь?»

      Вместо ответа я перевернулась на живот. Он хмыкнул и потёрся лицом о мою спину, потом навалился всем весом. Мы лежали поверх одеяла, но было жарко. Не думала, что соскучусь по этому. Я слушала его дыхание, иногда оно срывалось со звуком, с одним из нечеловечьих тихих, свистящих звуков. Он будто давился от удовольствия, но вместо того, чтобы остановиться и отдышаться, продолжал глотать его большими кусками. Он сжимал пальцы на моём плече, вторая рука приподнимала меня под животом навстречу его движениям. Горячая ладонь опаляла меня, от неё словно пламя разбегалось по крови. Я жалась к нему. Он рвался навстречу мне.

      Его не было долго, волчонок едва научился стоять в кроватке, когда он уходил, теперь волчонок дорос мне до середины бедра. Он, не способный засыпать, не переспав со мной, не спал со мной годы, у него не было воли остановиться. Он и так сдерживался.

      Когда он удовлетворился, заново взошло солнце, и хоть за запертой дверью плакал голодный волчонок, и моё сердце сжималось от боли, я знала, что мы все должны потерпеть.

      Солнце поднялось высоко, так что лучи проникли сквозь узкое окно под потолком, когда он лёг рядом, улыбаясь широкой улыбкой счастливого человека. Он не был человеком.

      – Волчата? – он провёл рукой по моему животу.

      Я почти не удивилась. Ему требовалось подтверждение моей преданности. Наверное, я виновата. Я не давала