Когда мир изменился. Ник Перумов

фокусы выделывало. Такие, что и сказать нельзя. То ли вскачь, то ли потоком-водопадом, и каждая капля… да нет, нет, чепуха.

      – Чепуха? В чём чепуха?

      – Каждая капля – это мир, – отчего-то шёпотом проговорила драконица.

      – Капля времени? – совсем растерялся некромант.

      – Или не-времени. Может, пространства. Не знаю, не спрашивай пока. В общем, потом все эти штуки кончились, и я горы увидала. Горы как горы, старые, со льдами. Вулканы кое-где имеются. И на них-то мы и опустились. Ты был, – она зарумянилась, – словно во сне, но прежний ты. Как я тебя всегда помнила. Без… без примесей.

      – Каких ещё примесей?!

      Драконица избегала его взгляда.

      – Тьма… – наконец прошептала она.

      – Тьма? Вот ещё, что ж это за «примесь»?

      – Есть тьма – и тьма, – она прикусила губу, брови изломились. – Даже нет, тьма, тьма и тьма. Целых три, говорит мне память крови. Одна – просто сила, как свет. Другая – просто темнота, как ночью. И третья… – Аэ заколебалась.

      Он покачал головой. Память играла с ним в прятки – высовывалась и вновь исчезала, имена без образа и образы без имён.

      – Та ипостась великой Тьмы, что есть чистое разрушение.

      – Разрушитель… – вдруг вспомнил он. – Так меня звали…

      Аэсоннэ вздохнула, коснулась его лба прохладными невесомыми пальчиками, такими обманчиво нежными.

      – Разрушитель – это просто орудие, – сказала наконец, словно утешая тяжело больного. – Топор дровосека. Он свалит дерево, но обогреет семью. А та тьма, о которой я, – это совсем иное. Это жажда рубить просто для удовольствия.

      Он поморщился. Память тасовала яркие картинки, ни на одной не останавливаясь. Академия Высокого Волшебства и девушка по имени Атлика.

      Гора с названием Пик Судеб и ходячие мертвецы в её подземельях.

      Кажется, он умер тогда.

      – Я никогда не… рубил для удовольствия.

      – Нам это кажется, и мне, и тебе. Дракон не рождается без жажды воплотиться драконом, некромант не овладевает искусством без тяги к запретному, к разрушению основ, к тому, чтобы бросать вызов – просто ради того, чтобы его бросать.

      Тот, кого некогда звали Фессом, Неясытью, Кэром Лаэдой, устало прикрыл глаза.

      – Аэ… Давай не будем философствовать. Под нами камень, над нами небо. Этого, мне кажется, вполне достаточно. Нас зашвырнуло в какой-то из дальних миров Сущего; давай поймём, где мы, да и в дорогу.

      – В дорогу? – Она вскинула обжигающий взгляд. – Куда? В какую дорогу?

      – Не важно, в какую, лишь бы отсюда.

      – Хорошо, – послушно склонила голову драконица. – Полежи ещё немного, – и осторожно опустила всю ладонь ему на грудь, туда, где сердце.

      Он ощущал все бугорки и мозоли на её руке; Аэсоннэ щедро делилась с ним своей собственной силой.

      – Сейчас… – Она раскачивалась, прикрыв глаза. – Сейчас… а потом поешь, только обязательно… я ж тебе говорила…

      Кровь веселее бежала по жилам; беспечно перекликались какие-то птицы, поднявшиеся высоко, почти