Диана. Найденыш. Евгений Щепетнов

– она тушила об нее сигареты. А когда Диана рыдала от боли и обиды, сказала, что если та кому-нибудь расскажет, сломает Диане руки и ноги, и бросит ее в лесу. Чтобы Диану волки съели.

      Диана никому не сказала. Она привыкла терпеть. Сколько помнила себя – все время терпела. Ей все время было больно и плохо. Мама постоянно говорила, что не успела сделать аборт, и потому родила эту сволочь и гадину, которую надо было задушить ее в колыбели, чтобы не позорила своей умственной отсталостью. И что такая тварь никому не нужна, даже родной бабке!

      Да, это была правда. Нет, не насчет того, что Диана была умственно отсталой – она была умной девочкой. По крайней мере, не глупее сверстников. То, что она до сих пор не умела говорить – это не от глупости. Она подсознательно не хотела говорить. С этими людьми. С этим существом, которое почему-то называют «мама». Она не мама. Мамы другие, Диана знала, какие бывают мамы. Диана смотрит телевизор, там мамы настоящие. Они веселые, любят своих детей, кормят их вкусной едой, а не объедками, не бьют и не выгоняют на лестницу ночью, чтобы целоваться с дядьками. Так о чем говорить с этой мамой? Диана вначале просила ее не бить, не мучить, называла мамочкой… но та только злилась и била еще сильнее. И тогда Диана замолчала. И кричала только раз, когда ненастоящая мама хотела ее утопить.

      Ненастоящая мама дернула Диану за руку, швырнула к двери – Диана невольно вскрикнула от боли – плечо болело так же, как когда-то болел бок. Долго болел – мама тогда толкнула ее на угол шкафа и у Дианы что-то хрустнуло. Дышать было трудно, а мама ничего не заметила. И хорошо, что не заметила. Чем меньше она замечала Диану, тем меньше Диану мучила.

      – Пошла! Чего разлеглась, сука! – пьяный голос мамы резанул по ушам, и Диана поскорее постаралась подняться, чтобы не получить новых ударов.

      – Ты совсем девчонку замучила! Вот подам на тебя заявление о лишении родительских прав!

      – Да что ты говоришь?! Да подай! Плевать мне на твое заявление! И на тебя плевать! Тоже мне, мамаша! Внучку не может подержать у себя! Пошли вы все в жопу! Все, все! Жизни нет никакой! Достали!

      Распахнулась дверь, обдав Диану холодом из неухоженного, ободранного подъезда. Стекло в форточке окна на площадке было разбито, и морозный сибирский воздух свободно проникал в убогое помещение, давным-давно нуждавшееся в ремонте. Но ремонтировать никто не собирался – эти дома давно должны идти под снос, так что деньги вкладывать никто не будет. Но когда именно под снос – никто не знал. Так, в подвешенном состоянии можно жить и год, и пять лет, и двадцать – все зависит от удачи, и от того, с какой ноги сегодня встал глава города. А может, зависит и еще от чего-то – о чем жители, списанные вместе со своими домами не знают, и знать никак уж не могут. Их дело – терпеть и мечтать о новой квартире, о горячих батареях центрального отопления, о виде из окна не на стихийную помойку, а на садик с детской площадкой.

      Но ничего этого Диана не знала. Затравленный зверек, лишенный любви, она жила только самыми простыми желаниями, можно сказать – инстинктами. Спрятаться в норку, добыть