Полное собрание рассказов. Владимир Набоков

Зато как потом выскочишь на палубу – солнце хоть и тропическое, а кажется свежим, – да встанешь под душ, да шмыг к себе в кубрик, в гамак, – благодать, доложу я вам…

      Тем временем у окна:

      – А он, понимаете, утверждает, что видел меня в автомобиле!

      Голос у Ляли был высокий, взволнованный. Ее собеседник, белый господин, стоял, облокотясь с внешней стороны подоконника, и в квадрате окна были видны его круглые плечи, бритое мягкое лицо, наполовину освещенное солнцем: русский, которому повезло…

      – Вы еще, говорит, были в сиреневом платье, а у меня и нет такого, – взвизгнула Ляля, – а он настаивает: «же ву засюр»[9].

      – Нельзя ли по-русски, – обернулся моряк, говоривший с Никитиным.

      Человек в окне сказал:

      – А я, Ляля, достал эти ноты. Помните?

      Так и пахнуло – почти нарочито, словно кто-то забавлялся тем, что выдумывает эту барышню, этот разговор, этот русский ресторанчик в чужеземном порту, – пахнуло нежностью русских захолустных будней, и сразу, по чудному и тайному сочетанию мысли, мир показался еще шире, захотелось плыть по морям, входить в баснословные заливы, везде подслушивать чужие души.

      – Вы спрашиваете, какой рейс? Индокитай, – так просто сказал моряк.

      Никитин задумчиво застукал папиросой о портсигар; на деревянной крышке выжжен золотой орел.

      – Хорошо, должно быть.

      – А что? Конечно, хорошо.

      – Ну, расскажите что-нибудь. Ну, про Шанхай, про Коломбо.

      – Шанхай? Видел. Теплый дождик, красный песочек. Сыро, как в оранжерее. А на Цейлон, например, не попал; вахта, знаете… Моя была очередь…

      Человек в белом пиджаке, согнув плечи, через окно говорил Ляле что-то, тихо и значительно. Она слушала, набок склонив голову, одной рукой потрагивая завернувшееся ухо собаки. Собака, выпустив огненно-розовый язык, радостно и быстро дыша, глядела в солнечный просвет двери, верно раздумывая, стоит ли еще полежать на горячем пороге. И казалось, что собака думает по-русски.

      Никитин спросил:

      – Куда же мне обратиться?

      Моряк подмигнул приятелю: уломал, дескать. Затем сказал:

      – Очень просто. Завтра пораньше пойдете в старый порт, у второго мола найдете наш «Жан-Бар». Вот и поговорите с помощником капитана. Думаю, что наймет.

      Никитин внимательно и ясно посмотрел на чистый, умный лоб моряка.

      – Чем вы были раньше, в России?

      Тот пожал плечами, усмехнулся.

      – Чем? Дураком, – басом ответил за него вислоусый.

      Погодя оба встали. Молодой вынул бумажник, заткнутый в штаны спереди под пряжку пояса, на манер французских матросов. Чему-то высоко засмеялась Ляля, подошедшая к ним, подала руку: ладонь, верно, чуть сырая. Копошились щенки на полу. Человек, стоявший за окном, отвернулся, рассеянно и нежно посвистывая. И Никитин, рассчитавшись, неспешно вышел на солнце.

      Было часов пять пополудни. На синеву моря в пролетах переулков больно было смотреть. Пылали круговые щиты уличных уборных.

      Он

9

Я вас уверяю (искаж. фр.).