Солнце мертвых (сборник). Иван Шмелев

я от офицера принял, отрядил меня к юбилею. А юбилей – что! Чиновники!.. Только разговоры, и еще рассматривают – двугривенный или пятиалтынный…

      Начались завтраки. И уморил тут меня пакетчик!

      Вот поди ты, что значит капитал! Прямо даже непонятно. Мальчишкой служил у пакетчика, а теперь в такой моде, что удивление. Домов наставил прямо на страх всем. И ничего не боится. Ставит и ставит по семь да по восемь этажей. Так его господин Глотанов и называет – Домострой! А настоящая его фамилия – Семин, Михайла Лукич! Выстроит этажей в семь на сто квартир и сейчас заложит по знакомству с хорошей пользой. Потом опять выстроит и опять заложит. Таким манером домов шесть воздвиг. И совсем необразованный, а вострый. И насмешил же он меня!

      По случаю какого торжества – неизвестно, а привез с собой в ресторан супругу. И в первый раз привез, а сам года три ездит. Как вошла да увидала все наше великолепие, даже испугалась. Сидит в огромной шляпе, выпучив глаза, как ворона. А я им служил и слышу, она говорит:

      – Чтой-то как мне не ндравится на людях есть… Чисто в театре…

      А он ей резко:

      – Дура! Сиди важней… Тут только капиталисты, а не шваль…

      Она ежится, а он ей:

      – Сиди важней! Дура!

      А она свое:

      – Ни в жисть больше не поеду! Все смотрят…

      А он ее – дурой! Умора!

      – А мне так, – говорит, – наплевать на всех, что смотрят!

      Даже не так сказал, а по-уличному.

      – На всех, – говорит, – мне… Я привык к свету…

      Нехорошо сказал. Я-то, я-то понимаю даже их необразование. И манит меня:

      – Человек! Дай мне чего полегше… – Прищурился на нее и говорит: – Дай мне… соль!

      А она так глаза выпучила – не понимает, конечно. А он-то и доволен, что дуру нашел. А сам недавно за артишоки бранился.

      – Я, – говорит, – думал, что мясо на французский манер, а ты мне какую-то репу рогатую подаешь!

      Вона! И как принес я им камбалу, он и говорит супруге:

      – Вот тебе соль, ешь – не бойся… Это рыба, в море на сто верст в глубине живет!

      Умора, ей-богу. И сам-то не ест и никогда в компании не ел, а тут для удивления заказал. А она шевельнула вилкой и говорит:

      – Чтой-то как она и на рыбу не похожа… А не вредная?

      Да как распробовала в пару-то, аромат от нее, и назад:

      – Да она тухлая совсем… Михаила Лукич!

      Не понимает, что такой от нее запах постоянный. Тухлая! Уж и смеялся он, вот как покатывался!

      – Эту рыбу-то только француженки употребляют… ду-ура!..

      А она чуть не плачет, красная, как свекла, стала и в прыщах.

      – Мне бы, – говорит, – лучше белуги бы…

      А он-то ей:

      – Не страми ты меня перед лакеями, ешь! Тут за порцию три с полтиной!..

      И ни малейшего стыда! А она ест и давится. И случилось нехорошо – в салфетку даже. А он ей угрожает:

      – Дура! Никогда больше не возьму. Необразованная!..

      Сейчас подозвал меня и так важно:

      – Дай