Мне надо кое в чем тебе признаться…. Аньес Мартен-Люган

на нашей с Ксавье свадьбе и пропустила рождение Пенелопы. Кармен прилетела, да так и осталась в Париже, и с тех пор я занималась ее творениями. Впрочем, это слишком громко сказано: мне доставалась только роль статистки, потому что Кармен сама представляла свои работы лучше всех.

      Сделав последний глоток ее жуткой бурды, я едва справилась с рвотным рефлексом. Сегодня, как и каждый день, забежав в галерею – по ее словам, совершенно случайно, – она попросила налить кофе, повертелась вокруг своих скульптур, уселась в кресло по другую сторону моего стола и принялась болтать, не обижаясь на то, что я вернулась к работе ровно с того места, на котором меня остановило ее вторжение.

      – Как дела у Ксавье?

      Я оторвалась от каталога и улыбнулась, растянув рот до ушей.

      – Ну, он вымотался, но вроде бы доволен – и поездкой, и возвращением! Только жаль, что я так занята… плохо все рассчитала.

      – Твой юный подопечный отнимает у тебя всю энергию!

      И тут мимо витрины прошел Идрис.

      – А вот и он, легок на помине.

      Кармен передвинула кресло, чтобы посмотреть, кто там, за стеклом.

      – Ох ты, какой душка, – проворковала она.

      – Прекрати, Кармен. Если я не ошибаюсь, ты познакомилась с парнем, собиралась его нам на днях представить.

      Она небрежно отмахнулась от моего замечания.

      – Хочешь, я им займусь, пока ты возишься с бумагами?

      – Даже не думай! Оставь его в покое, пока не пройдет вернисаж. Не смей выбивать его из равновесия, я и без того достаточно от него устала!

      – Я тебя избаловала…

      – Ты самый легкий и удобный художник, не спорю. Но, пожалуйста, держи себя в руках…

      Дверь открылась, и Идрис застыл на пороге, увидев, что я не одна.

      – Привет, Идрис! – радостно приветствовала его я.

      – Привет, Ава… Приду позже, раз ты занята…

      Я встала и поцеловала его в щеку.

      – Нет-нет! Оставайся, Кармен как раз собралась уходить. Хорошо, что ты пришел.

      Вздох разочарования моего аргентинского торнадо нельзя было не услышать. Идрис потоптался на месте, после чего двинулся к двери. Я едва успела схватить его за руку.

      – Кармен, – прошипела я.

      – Ладно!

      Она тоже подошла к выходу, не забыв прихватить свое барахло, смачно чмокнула меня, устояла и не поцеловала Идриса, но все же не лишила себя удовольствия кокетливо хихикнуть. Кармен неисправима.

      – Besos[3], Аванита, дорогая!

      Она вышла, оставив дверь нараспашку, уселась на велосипед и обругала по-испански парочку прохожих, загородивших ей проезд. А потом вернулись тишина и спокойствие, и я смогла заняться Идрисом.

      – Кофе будешь?

      – Не хотел бы утруждать тебя, Ава.

      Идрис готов был просить прощения за то, что дышит! Я не стала реагировать на бессмысленные извинения, а вместо этого успокаивающе похлопала его по руке и пошла

3

Целую тебя (исп.).