День рождения. Татьяна Чекасина

это у нас была гроза в лесу,

      поваленные ёлки и много клейких шишек.

      Запах от них сладкий, срывать нелегко:

      пальцы слипались, а под ногами

      – сорванные грозой провода.

      Между проводами прыгали

      и много шишек нарвали,

      и пробовали их есть.

      «Бойтесь электричества,

      – кричали взрослые с дачи, —

      вас дёрнет током от столба и убьёт».

      Прозвучал отрывистый музыкальный интервал, форте, фортиссимо! А после – спокойно, грустно:

      Мне показалось, что я опять

      разжевала свежую шишку (а ты уходил!),

      и зубы склеиваются,

      и запах во рту зелёный-зелёный…

      Куда ж ты уходишь?

      Ведь это с тобой мы сидели

      на поваленной ёлке…

      Ну, почему я тогда не ступила

      На оголённые провода…

      Гитара смолкла. Голос смолк. Оказалось, что в райотделе номер тринадцать, да и во всём этом отдалённом районе огромного города, самая настоящая глубокая ночь. С диким визгом тормозов влетела во двор патрульная машина. Майор поднялся, сказал:

      – Добре, ребята, – и пошёл на выход.

      Сергеев последовал его примеру.

      …А Влас этот, молодой плечистый Влас, пошёл на выход неуверенно, потому что вспомнил, как отец сломал гитару, разбил о косяк, чтоб сын не отвлекался от учёбы в школе (девятый класс), не лоботрясничал, изображая из себя Высоцкого и Джона Леннона… Теперь Влас в порядке, и школу окончил, и даже юридический, отец доволен, мама тоже. Конечно, возня в милиции с подследственными достаёт, и тогда хочется собрать старую гитару. Иногда видит во сне её, раздробленную на кусочки (в жизни только дэка отломилась, струны со звоном взвились), и плачет во сне, как по умершему человеку. Однажды проснулся – все щёки мокрые от слёз… Девица нынешняя умела играть, хотя и он мог бы играть теперь не хуже, если бы не перестал. Что касается её как задержанной, то его дело – сторона. А Клековкин, тот в замешательстве. Но «эта задница» всегда в замешательстве, пока не начертает любому гражданину на лбу статью уголовного кодекса. Влас вышел.

      …Клековкин всё это время делал вид, что он так, присутствует, потворствуя невольно чудачеству старшего по чину, а на самом деле занят срочной работой, но глаза его, то и дело зорко выпаливали в Полякову, эту исполнительницу баллад.

      Она, вроде, ожидала от них другой реакции. Но реакция была такой, более чем сдержанной. Успокоила себя: выслушали, не перебивая, значит, в сущности, оценили. Розовая краска удовольствия растеклась по её смугловатым щекам. Она сидела, немного уставшая от того, что пережила сейчас. Нынче баллада «Про шишки» получилась лучше, чем в общежитии института, где она выступала перед своими недавними однокурсниками.

      В милиции снова стало шумно, будто ночь моментально превратилась в какой-то ненормальный день. Кто-то заорал утробно. Сапоги прогремели по коридору, звеня подковами. Голос воскликнул задавленно: «А ну, без рук!» И тут же прозвучала затрещина, а после чей-то стон. Несмотря на весь этот шум, здесь было очень немо (так казалось Поляковой), и перед ней сидел полностью