Эвакуатор. Дмитрий Быков

дитя? Дитя какого пола?

      – Дитя еще не имеет пола, оно ребенок. Его зовут… сложный звук, такой лепечущий. Его очень трудно повторить в земных условиях, у нас тяготение меньше. Я тут знаешь, в первые дни как мучился? По-вашему это будет примерно… – Он приподнялся в кровати, вытянул шею и напрягся. – Ты-лын-гун, вот так примерно. Даже Ты-гын-гун. Но это и у нас не очень легко произносится. Ему редко молятся поэтому. Да он, собственно, и не делает ничего. Это третья ипостась, она, как ребенок, все понимает, но ничего не может объяснить. Только плачет.

      – Почему плачет?

      – Ну, людей жалко… вообще всех жалко… Почему ребенок все время плачет?

      – Есть хочет.

      – Неправда, он иногда поест и все равно плачет. Ты же знаешь.

      – Подуша в первый год вообще не плакала. Все умилялись, какой спокойный ребенок.

      – Нет, просто очень деликатный. Наверняка она все понимала, но считала неприличным привлекать к себе внимание.

      – Игорь, ты лынгун.

      – В смысле?

      – В смысле врешь все. Ты это сейчас импровизируешь или давно сочинил?

      – Дура ты, Катя, и всегда будешь дура. Я тебя, как слетаем туда в отпуск, в храм свожу.

      – А что, на всех троих один храм? На Кракатука, Аделаиду и Тыгынгуна?

      – Да, они же в одном доме живут. В храме очень красиво, есть кухня, ванная, все как у людей… Большая комната… В центре колыбелька висит, в колыбельку можно записочку положить.

      – И что, исполняется?

      – Когда как. Он же читать не умеет. Лучше Аделаиду просить.

      – Исполняется?

      – Чаще нет… но просто становится ясно, что и не надо было.

      – Интересно, ты обо мне просил?

      – Зачем? Я же знал, что ты будешь. У меня все с детства так складывалось, чтобы тебя встретить. Много было всяких знаков, предвестий…

      – Типа?

      – Ну, мелкие какие-то предвестия. Боги же тонко работают, не грубо… Например, идешь по улице, размышляешь о будущем – и вдруг вопль: «Ка-а-атька!»

      – Почему?

      – А это у нас так называется блюдо такое, вроде фруктового коктейля. «Ка-а-атька!» Ну, подойдешь, купишь, а потом подумаешь: не случайно все это, не случайно…

      – Но ведь это и все остальные слышат! Если у вас так называется коктейль!

      – Все слышат, да. Но о будущем в этот момент размышляю я один.

      «Бля-а-ади! – заорали внизу. – Ка-азлы!»

      Катька расхохоталась.

      – Ты представляешь, – выговорила она сквозь смех, – ты представляешь, если кто-то в этот момент размышлял о будущем?

      – А что, – сказал он, почесывая нос, как обычно делал в задумчивости. – Очень похоже на правду.

      …Теперь она не убегала от него вот так, сразу: надо было как следует попрощаться, чтобы не рвать по живому. Они никогда не пили перед близостью, но после нее, перед расставанием, почти всегда. Рядом с его домом была забегаловка без названия, вечно пустое кафе с поразительной дешевизной: меню всегда было одинаковое – рассольник, котлеты, омлет с горошком, две водки на выбор – «Флагман» и «Гжелка», еще какая-то бормотуха и непременный