Каменные сердца. Михаил Кузнецов

ошеломлении стоявшего рядом. Матами отделался только подставной мужик, в нерешительности топтавшийся у дверей квартиры. Лене было велено одеться и следовать за операми, так что спускалась она, в чем пришла в эту квартиру три дня назад: в сапогах, рваных колготках, мятых юбке и водолазке, курточке и с небольшой сумкой в руках.

      Спускались медленно, согнув заключенных «лебедем». Платон шел первым, держа за шею Бориса. Недавний бунтовщик вел себя смирнее ламы, и даже когда опер пробивал ему за просто так подзатыльник, молчал и ни «гу-гу». Но все же ему было тяжело идти: ноги то и дело подкашивались, изо рта текла кровь, голова задержанного постоянно сваливалась на грудь. Розыскник понимал это, потому подзатыльники пробивал легонько, скорее для порядка и вел его медленно. И если бы Платон оказался на тот момент совсем не в духе, если бы решил потащить Борю через все пролеты волоком, то не видать ему улики, всплывшей в самом неожиданном месте. На площадке между третьим и вторым этажом он случайно бросил взгляд на стену под мутным окном и встал так резко, что Боря чуть не свалился с лестницы. За старшим опером затормозила и вся процессия.

      – Что такое, Платон? – настороженно спросил Никита, ведший следом Дмитрия.

      Старший помолчал, потом кивнул младшему оперу:

      – Подержи ублюдка, – и отпустил шею Бориса.

      Никита усадил Дмитрия и Бориса на колени, взял их обоих за шиворот, а сам продолжил следить за странным поведением старшего. Платон спустился на площадку и внимательно осмотрел стену. Там среди множества подпалин и корявых матерных надписей была нацарапана спираль со звездой в центре. Опер достал телефон и посмотрел на фото, сделанную ранее. Ошибки не было, спирали были идентичны, только эта не больше десяти сантиметров диаметром. Грубая, неровная, но прямо таки высечена кем-то очень настырным. Платон сфотографировал знак и вернулся к процессии. На вопросительный взгляд Никиты только отмахнулся и повел Бориса дальше, будто ничего не произошло.

      Вьюга на улице усилилась, занося мир мелким колючим снегом. Сиротливо выл между домов ветер. Пришлось подождать перед патрульным бобиком, пока рядовой неловкими замерзшими пальцами отопрет заднюю дверь. Из раскрытого передвижного «чулана» вырвалась густая резкая вонь, от которой тут же начало тошнить. Потерпевшие заволновались, начали скалиться и бубнить про запах, но после окрика сержанта замолчали. Первым решили засунуть в «чулан» Бориса, как мужика более-менее крупного. Его положили, словно сумку, а сверху пристроили все еще бессознательного шамана. В ответ на такое беспардонное отношение свергнутый квартирный царек только промычал. Двоих других «ппсники» посадили на заднее сиденье, за решетку.

      Когда оба патрульных залезли в бобик, к окну сержанта подошел Платон.

      – Мужики, а не знаете, тут кто-нибудь пропадал в последнее время?

      Оба посмотрели на опера с прищуром.

      – Начальник, ты ж в отделение поедешь, там и спроси, – проворчал рядовой.

      – Спрошу, но и вы мне сейчас скажите. Заметили, что кто-то пропал, или нет?

      – Кто-то пропал, –