Омало. Елизавета Викторовна Корстон

пугаясь звука собственного крика. Боль закончилась моментально, словно бы прошел мучительный спазм, окутывавший всё моё существо.

      – Очнулась, – до меня донёсся сухой женский голос, и я резко открыла глаза.

      Слишком ярко. Взгляд судорожно бегает от одного фрагмента картинки к другому. Вот он выхватывает образ деревянной оконной рамы, вот виден облезлый белёсый потолок, старый цветастый ковер, яркие узоры платка на седой голове, серое постельное бельё, мои перебинтованные ноги.

      Вдох.

      Комната пахнет сухим теплом, дровами и пылью, какими-то травами, алкоголем. Слышен треск поленьев, камин ли? Мой взгляд фокусируется на окне – вечереет, а за окном мрачные пики горных вершин, покрытые снегом. Занавески слабо колышутся, через приоткрытую щель толстой фрамуги в комнату проникает струйка свежего горного воздуха.

      Я начинаю ощущать своё тело. Оно слабое и тяжёлое, пахнет спиртовыми настойками.

      – Где я? – голос будто бы и не мой, слишком тонкий и тихий, прозрачный, как виток дыма от сигареты, которую кто-то затушил в соседней комнате.

      С минуту царит тишина, под яркой лампой пожилая женщина с суровыми чертами лица, с головой, покрытой разноузорчатым платком, мешает в баночке какую-то мазь.

      –В Омало, – почти без акцента отвечает она, сосредоточенно наблюдая за процессом.

      В моей голове тысячи вопросов, но я послушно молчу. Хочется разрыдаться от непонимания всего происходящего, но чувствую, что моё тело на это не способно, оно не в состоянии больше испытывать тяжелые эмоции, оно так устало, так настрадалось. Женщина поднимает на меня взгляд – сливово-терпкий, как старый добрый императорский табак.

      – Омало², что в Тушетии, детка, – голос её смягчается при виде меня, – тебе надо отдыхать.

      И мне хочется возразить, хочется задать вопросы, узнать, что и как произошло. Но я только покорно закрываю глаза и проваливаюсь в очередной долгий, глубокий сон.

      В следующий раз я просыпаюсь рано утром, тело неприятно ноет. Делаю вдох полной грудью: дышится легко и спокойно, мягко. За окном плотным слоем висит туман, застилающий раскинувшиеся впереди горы. Шторы едва-едва колышутся, я одна в комнате. Картинка наконец-то складывается. Этаж второй, я улыбаюсь. Моя левая рука словно бы налилась тяжестью свинца. С каждым новым вдохом я возвращаюсь к жизни, в голове всплывают события недавнего прошлого. Я попала в аварию, да… это я помню четко. Что было потом, и как я оказалась в Омало остается для меня загадкой. Из соседней комнаты доносятся приглушённые голоса.

      – Дорогу замело, даже лошадь по ней не пройдёт, – мужской голос низкий, тёплый, тёмный, с острой горчинкой, его хочется слушать и слушать, ноты терпкого полушёпота успокаивают.

      – Что нам тогда делать с ней? – я узнала сухой, как неорошённая земля, голос ухаживавшей за мной бабушки.

      – Оставить.

      – Но-но! – бабушка издала череду малопонятных, но информативных