Чудо ты мое, зеленоглазое. Алексей Котов

в баню зашли, через крышу наружу выбирались. Поняли, наконец, они, что так дело и до худого дойти может. Схватили они Ленку кто за что горазд и давай тащить. Хоть по частям, мол, но вытащим! Считай, что всем миром тянули. Рванули раз, рванули другой, вдруг слышу я, что-то трещит. Сначала я думал, что это моя шея, но как оказалось оконная рама… Ну, а как рванули третий раз, так и вытащили меня вместе с женой и рамой из этой чертовой горящей бани…

      Петрович недоверчиво покачал головой и потер лицо, сгоняя с него улыбку. Что ни говори, а врать Витька умел, но его словесный портрет жены совсем не соответствовал действительности. Красивая, умная и сдержанная Лена была совсем не похожа на истеричную женщину, нарисованную хитроумным Витькой.

      – А ко мне чего приехал? – спросил старик.

      – Так ведь выгнала меня Ленка, дядь Коль! – возмутился Витька. – Даже драться кидалась, после того как нас из бани вытащили. А потом стала в позу английской королевы и говорит: «Шесть секунд на сборы, подонок, иначе я тебя в эту баню снова втисну!» Так я даже не умывался и прямиком на станцию пошел…

      Петрович кивнул. Последняя фраза действительно могла принадлежать Лене.

      – Дядь Коль, я у тебя поживу немного, а? – жалобно попросил Витька.

      – Живи, коли такое дело.

      Петрович попытался встать, но племянник положил ему на плечо тяжелую руку.

      – А ты чего такой хмурый сегодня? Опять Серега свой характер показывает?

      Старик отмахнулся.

      – Отстань!

      – Он? Говори, ну?..

      – Да ну вас всех! – повысил голос старик.

      – Понятно, – Витька убрал руку и встал. – Ну-ка, пошли, дядь Коль, я после бани в аккурат созрел для душевного разговора.

      Старик покачал головой.

      – Не твоего ума это дело, Витька…

      – Да ты никак боишься? – удивился племянник.

      – Боюсь, – просто признался старик. – Боюсь, только не одного Сережку. Я, если ты хочешь знать, уже давно по ночам от страха просыпаюсь. Глаза открою, и не пойму что происходит: сердце колотится, всего трясет и … – старик запнулся. – Плохо мне, а от чего плохо не знаю… Душа как парализованная и, кажется, вот-вот начнет растекаться, словно жидкая грязь. И страх!.. Такой страх, Витька, у меня в душе, что весь мир мне с игольное ушко кажется.

      Витька присвистнул и медленно, не отрывая от лица Петровича удивленного взгляда, сел.

      – Дядь Коль, да у тебя депрессия, что ли?.. И давно такое с тобой такое происходит?

      – Года четыре уже. Считай, на полгода позже, как Серега почти каждый день пить начал.

      – Ты к врачу ходил?

      – Зачем?

      – Да ты что, маленький что ли?! Он бы тебе таблетки выписал или уколы какие-нибудь…

      Петрович усмехнулся.

      – Вот именно, какие-нибудь! Тот страх, Витька, который от самой жизни происходит, никакими таблетками не вылечишь. Поговорил я как-то с врачом, и ты знаешь, что он мне сказал? Мы, говорит, Николай Петрович, еще ни одному больному вроде вас