Чудо ты мое, зеленоглазое. Алексей Котов

Витька.

      – Интересно? – Петрович улыбнулся – Ну, ладно, слушай… Давно это было, Витька, давно. Нас в то время учили и воспитывали по-другому и лишних вопросов мы не задавали. А приказ был коротким: в танк, ребята, и вперед! В восемь часов вечера пересекли мы корейскую границу, а в восемь утра уже мяли гусеницами чужие окопы…

      – Страшно было?

      – Отчего ж нет? Потом с американцами столкнулись… – старик беззлобно выругался. – Ох, и хитры же сволочи!.. Как только по радио русские матюки услышали, все подняли: и авиацию, и дальнобойную артиллерию. А когда все это на нас обрушилось, то вроде как легче нам стало. Чего же, спрашивается, бояться, если, один черт, все равно конец пришел?..

      – Даже так? – удивился Витька.

      – От разума эти мысли шли, Витька, от разума. Ну, а тот животный инстинкт, который внутри каждого человека прячется, он только притаился до поры.

      – Понятно. Ну, вы, конечно, этим американцам дали…

      – Там всем поровну дали, и нашим, и тем, кто в спальную полосочку. Под самую завязку мы друг другу отвесили. Брали мы с собой в танк два боекомплекта и уже через час достреливали последние снаряды. Пару раз попадали и в наш танк, но мелковаты были снаряды, не брали броню. Так что везло нам спервоначала… Ну, а под какой-то деревушкой, названия ее я уже не помню, садануло в наш танк так, что гусеницы отлетели. Водителя и стрелка-радиста на месте положило, не ворохнулись даже ребята. А мы с Вовкой, дружок это мой был, – за люки. Рванули их раз, рванули другой, – заклинило люки. А вокруг-то огонь и не какой-нибудь, а с зеленью и таким ядовитым дымом, что и мертвого наизнанку вывернет. Кричали мы страшно… Молодые, жить-то хочется и огонь… Кругом огонь! Как мы выбрались из танка, я уже смутно помню. Вроде как я Вовку из танка вытаскивал и пламя с него сбивал. Обгорели мы сильно…

      Витька провел рукой по своему лицу.

      – Это тебя на той войне обожгло?

      – Ну, не в бане же! Взвалил я на себя своего дружка и пополз куда глаза глядят. Лишь бы подальше от этой каши, в которой кровь с железом напополам перемешалась. Потом задело меня осколком… В себя пришел, чувствую, а меня уже Вовка на себе тащит. Тут снова взрыв… Вовка матерится и кричит: «Колька, ползи дальше один, а я все!..» Ноги ему перебило. Вот так мы и ехали друг на дружке, пока не свалились в окоп к американцам…

      – Ты, выходит, и в плену был?

      – Был. Только меньше суток. Ну, а как освободили нас…

      – Подожди, – перебил Витька. – А в плену-то что было. Допрашивали вас?

      – Ну, а как же! Был там один американец-жирнячок, по-нашему хорошо говорил. Из русских он, вроде бы, был, из эмигрантов. Да ну их, Витьк, этих империалистов!

      – Не спеши, дядь Коль. Спрашивали-то что?

      – Что положено. Зачем вы, мол, русские воюете? Несправедливая это для вас война.

      – А ты что?

      – Ну, а я ему ответил, что он тоже здесь не за свою корейскую маму очередной слой сала наращивает.

      – А он?

      – А он мне про ООН и про мою маму. Поговорили, короче. Утром освободили нас китайцы.