Чудо ты мое, зеленоглазое. Алексей Котов

ненастными вечерами или в полнолуние, кошки вдруг безбоязненно прыгали к старику на колени, ласкались, а потом, когда тот усыпал, долго не отходили от его постели, настороженно всматриваясь в окружающую темноту огромными зелеными глазами.

      Петрович был вдовцом. Ко времени гибели жены ему не исполнилось и сорока лет. Обстоятельства страшной смерти жены Петровича знали немногие, но они так упорно молчали, что всем остальным, не знавшим ничего о подробностях этой трагедии, поневоле приходила в голову мысль о чем-то не совсем обычном. В наследство от жены у Петровича осталась дочка Светлана. Старик был искренне привязан к ней. Светка с мужем и тремя детьми жила неподалеку, на соседней улице. Наверное, жизнь Петровича была бы значительно веселее, если бы не пьяница-зять. Взаимная неприязнь старика и его зятя темнела изо дня в день, как подпорченное яблоко.

      В тот день Петрович все-таки решился зайти к Светланке. Поговорить с дочерью откровенно, напрямую, он решил уже давно. Но разговора не получилось и на этот раз. Старик не знал с чего начать.

      На кухне мягко тикали настенные часы. Петрович на секунду задержал у рта ложку и взглянул на них. Стрелки показывали без четверти шесть.

      – Ну, пожалуй, мне пора, дочка, – старик отодвинул пустую чашку и, не торопясь вставать, сдержанно улыбнулся. – Как-то не хорошо получается… Сам я наелся, а дома у меня некормленая ушастая скотинка скучает.

      – Да ты ешь, папа, ешь! – Светлана, пышнотелая, с улыбчивыми глазами женщина, потянулась к кастрюле. – Прямо беда, не умею я понемногу готовить. Вот и Сережка поэтому на меня ругается.

      Большой, полный до краев, половник опрокинулся в тарелку Петровича.

      – Да уж… – старик проследил глазами движение полной женской руки. – Может и в этот раз многовато будет?

      Света засмеялась:

      – А ты что, родной дочки, что ли, стесняешься? Ешь!..

      Петрович искоса взглянул на дочь и, не к месту, сказал:

      – Губа вон у тебя…

      – Что, губа? – насторожилась дочь.

      – Битая…

      Светка прикоснулась пальцами к уголку рта. Улыбка женщины стала гаснуть.

      – Это ничего… – тихо сказала она. – Скоро пройдет.

      – Опять Сережка дрался?

      – Пьяный он был… Сам себя не помнил.

      – А бил-то за что? За то, что ты ему, стервецу, слишком много наготовила?

      У Петровича кольнуло сердце. Он невольно подумал о том, что, пожалуй, уже совсем скоро это такое родное лицо станет совсем другим: измученным, болезненным, с потухшими глазами и без мягкой лукавинки доставшейся Светке в наследство от матери.

      – А дети где?

      – Миша и Коля в школе, секция там у них какая-то. А Машеньку Марья Васильевна к себе пока забрала. Пусть побудет немного с бабушкой.

      – И то верно. Нечего девчонке смотреть, как пьяный отец над матерью изгаляется.

      – Да Сережка, он ничего… – губы Светки снова тронула робкая