Чудо ты мое, зеленоглазое. Алексей Котов

себя в ней не иначе как по-хозяйски…

      Витька скомкал сигарету, встал и подошел к окну. Скрипнула форточка. Подставив лицо потоку прохладного и свежего воздуха, Витька глубоко и шумно вздохнул.

      Пауза была длинной и тяжелой.

      – Давай спать ложиться, – глухо попросил Петрович. – Пора уже…

      В спальне Витька, не раздеваясь, упал лицом в подушку. Сон не пришел ни через пять минут, ни через десять, ни через полчаса. Было слышно, как за дверью ворочается на диване Петрович.

      Витька лег на спину и посмотрел в потолок. На белом скользили неясные, ночные тени. Витька закрыл глаза и громко сказал:

      – Черт!..

      – Ты что ругаешься? – окликнул Витьку Петрович.

      – Злюсь!

      – Дурак. Спи лучше.

      – Не могу!.. – Витька открыл глаза и снова посмотрел на белый потолок. Игра теней чем-то напоминала ночную, снежную пургу.

      Читать свои стихи Витька начал как всегда неожиданно, в том числе и для самого себя:

      За что дана нам яростная грусть

      О том, что есть жар-птица за морями?

      Я в сани белые сажусь

      Занузданные пьяными чертями.

      Увидеть раз

      И умереть – не грех,

      Что может быть безудержней охоты?

      И я лечу под сумасшедший смех,

      Под неумолчный, чертенячий хохот.

      Прости жена,

      Прости, что я не смог

      В который раз сдержать своей печали,

      За то, что на иконе плачет Бог,

      За то, что снова сел я в эти сани.

      Прости мне мама то, что я седой,

      Почти как ты

      И в снежной круговерти,

      Лечу как в бездну за своей мечтой

      Навстречу то ли счастью,

      То ли смерти…

      Земля дрожит и на дыбы встает,

      В лицо то снег, то шерсть с чертей клоками,

      Под плетью извернулся левый черт

      И вырвал вожжи желтыми зубами.

      Теперь мне вожжи – мой нательный крест,

      Шнурок суровый сердце рвет на части

      Да судоржный, крестоподобный жест

      Кривит ухмылкой хрипнущие пасти.

      Ты – поле русское!..

      Мне слышится набат,

      Гул конницы, звон сумасшедшей схватки…

      Смотри!..

      За брата умирает брат

      И рубятся друг с другом братья.

      Спаси и сохрани…

      Согрей!.. Согрей, смерть, путника в безмерной этой дали,

      Как ты когда-то русские полки

      Здесь русской кровью щедро согревала…

      Голос племянника трагически дрогнул.

      «Придумает же!.. – улыбаясь, подумал про себя старик. – И главное, сам-то переживает… Чудно, одним словом».

      Прости мне Бог…

      Мне водка горло жжет,

      А сердце рвет безудержность печали:

      Слабеет тот, что справа черт,

      А два других вдруг сразу захромали…

      И оборвался вдруг чертячий хрип и вой,

      Как скошенные