Сухотин. Алики Пирамида

дамы посомневался бы, но не о ней ведь и речь. Лицезреть мы пришли не ее седые букли, и не дорогущий сервиз, из которого нас потчевали чаями, а жениха – упыря и вурдалака.

      И, надо сказать, он меня разочаровал. Я ожидал увидеть немца, промышленника, может быть, самого обычного, может, с оттенком загадочности и угрозы – я, на самом деле, был бы только рад, если бы у подозрений Анны была хоть какая-то относительно реальная подоплека. Но ничего обычного в Антоне Вульфе не было. Пугающего, впрочем, тоже. Малый этот самым усиленным образом изображал байронического вампира.

      Прибыл он, естественно, когда на улице уже начало смеркаться. И все мы – я, Григорий и Анна с ее матушкой, сидели и ждали приезда этого солнца – если можно так выразиться о человеке, старательно ненавидящем солнечный свет. Одет он был в черное, лицо имел бледное, круги под глазами так же были – но я углядел на его коже следы театрального грима, чего, конечно, Анна Константиновна, по неопытности своей, могла и не заметить. И весь томный, печальный, небрежный, он слонялся по гостиной, тяжко вздыхая. И еще у него были заостренные ногти. Все небыстрое чаепитие мне хотелось утопить его в молочнике – или утопиться там самому, лишь бы не видеть этого, словно только что со сцены сошедшего хлыща. Тем больше оснований было пожалеть бедную Анну – право же, от перспективы брака с таким чудом и в самом деле можно было повредиться умом.

      Впрочем, я старался проявлять дружелюбие,  Григорий не отставал, и с хозяевами мы прощались одновременно с Вульфом. После чего он весьма любезно предложил воспользоваться его экипажем  – там завязалась непритязательная беседа, по результатам которой мы все трое оказались у цыган.

      Потолки и стены в кричаще безвкусной лепнине и росписи, бархатные шторы от пола до потолка, и на фоне всего этого дым коромыслом, пьяные крики, ругань, и старающаяся перекрыть все это визгливая музыка. Григорий явно впервые был в таком месте.Он не то чтобы робел, но разглядывал все вокруг с каким-то слишком уж холодным интересом, а вот Вульф там был явно свой – цыгане величали его по имени-отчеству, девицы панибратски улыбались, братцы-купчики накинулись обнимать. Было забавно наблюдать, как с Вульфа мигом слетел его напускной вампиризм – не прошло и получаса, как этот якобы вурдалак, скинув мрачных тонов пиджак и драматический шейный платок, лихо отплясывал в кругу визжавших и махавших юбками цыганок.

      – А это правда, что он вампир? – какая-то миленькая блондиночка с пустым и полупьяным взглядом подсела к нам.

      – Не знаю. А ты как думаешь? – грубовато спросил Григорий – видимо, другим тоном он общаться с женщинами пока не умел.

      – Я думаю, настоящий вампир, – с придыханием сказала блондиночка, – я фильм видела в синематографе…

      – С Мюзидорой? – уточнил Григорий.

      – А почему ты думаешь, что господин Вульф – вампир? – спросил я у нее.

      – Он сам мне сказал, – произнесла девушка, сопровождая свои слова таинственной улыбкой, и тут же, мы и глазом моргнуть не успели, была уведена от нас каким-то юнцом в алой рубашке.

      – Есть он не ест,