Детям (сборник). Иван Шмелев

вытянув шею и забирая ноздрями бодрый воздух осеннего волжского дня. Резким криком приветствовала она сверкающую полосу Волги. Старик обернулся.

      Мэри!.. Зачем он везет ее, это дитя скакового круга, потеху неунывающей толпы? Она не облегчит труда земледельца, это бесполезное, тонкое, на вид такое хрупкое существо. Что толкнуло его купить ее?

      Вон на горе, на краю городка, старый вяз, под ним красная крыша дома, серый ящик сарая…

      «Фррр… фррр»…

      Старый жокей обернулся.

      Мэри положила ему на плечо сухую головку. Дергаются темные ушки, темно-голубые глаза весело смотрят вдаль, влажные губы приятно щекочут лицо.

      – Вот и приехали. Ну, Мэри, пойдем!..

      Медленно подымался жокей по гористому берегу, к знакомому старому вязу, ведя на поводу Мэри. Вон на углу переулка сосед-лавочник с удивлением всматривается в согнувшуюся фигуру жокея.

      Дома не ждали. Жук, черный, шершавый дворняга, дремал у калитки. Утки пробирались домой с соседней лужи. Надюшка собирала кисти рябины в саду. На дереве копошился Сенька.

      – Лошадь ведут!.. Лошадь!.. – закричал он. – Дедушка лошадь ведет!..

      Жук встрепенулся, вскочил и залаял. Утки шарахнулись в сторону. Старожил-воробей, дравшийся на заборе с врагами из-за пучка рябины, мигом швырнулся вверх, шлепнулся камнем вниз и задергал головкой.

      – Чуть-жив!.. Чуть-жив!.. Чуть-жив!..

      А Жук приготовился: он ощетинил шею и гавкнул:

      – Вы не очень-то… да!.. Я здесь за хозяина!..

      – Жук!.. Ах, шельма! – позвал его Числов. – Не узнал, гадина…

      Теперь Жук узнал. С год тому назад этот тощий старик приезжал сюда, плакал; плакала и сама хозяйка, Анна Федоровна; потом унесли кого-то в светлом ящике со свечами, пели певчие, а он, Жук, выл на задворках. Он узнал теперь этого тощего старика.

      Жук запрыгал, поластился из приличия и сейчас же подскочил к Мэри.

      – А это что за фигура? Надо представиться! – гавкнул он.

      Мэри остановилась, гордо мотнула головкой и подняла белую ножку.

      – Вы, пожалуйста… у меня подковка!..

      Бывалый в делах Жук сделал вид, что ошибся, увильнул в сторону и подкатился сзади. Но сухая головка задорно смотрела, и Жук отступил.

      «Я скаковая лошадь, – прочел он в глазах, – а вам стыдно…»

      Жук растерялся, завилял хвостом и буркнул:

      – Ах! Это я так ведь… такая тоска здесь, знаете… Я отрекомендоваться…

      Но никто не заметил, что делалось на воротах. Воробей вертелся как ужаленный. Он распушился, прыгал, задирал голову и пищал:

      – Чуть-жив!.. Чуть-жив!.. Вот она, жизнь-то… начинается!.. С овсом вас, почтеннейшие воробьи, с овсом!.. Лошадь привели к нам!..

      С этими словами он ринулся через двор и исчез в сарае.

      Выбежала Анна Федоровна и расплакалась. Надюшка уже сидела на руках деда, а Сенька держал Мэри за повод.

      – Это мне, дедуся, а?.. – лепетала Надюшка, тыкая пальчиком в глаз Мэри.

      – Нет, это мне… – уверенно сказал Сенька.

      Мэри обнюхивала воздух и фыркала.

      «Какие маленькие люди