1 | Плато. Диалоги. Александр Левинтов

может переживать и сочувствовать страданиям тех, кого и не знает, он может предвидеть чувства и жизни далеко вперед и назад и за пределами своей крошечной плоти, он может мыслью своею обнять все остальное человечество и даже все мироздание, включающее человечество и в этом он превосходит всех живущих при нем, до него и после него. Он может даже быть бессмертным героем и богом, а может ли это сделать человечество?

      Алкивиад: Так чем же тогда, скажи Сократ, человек отличается от Бога?

      Сократ: принципиально – ничем. Он – наименьшее из достойного и равного Богу. Бог есть пространство вмещения человека и по своей природе человек божественен.

      Алкивиад: А остальное?

      Сократ: А остальное божественно по-своему. Но нам не дано знать нечеловеческую божественность всего остального, ведь мы – всего лишь люди.

      – Кончилось. Может, повторим? – спросил я, не надеясь на согласие.

      – Да, можно, – пропустил между строк сиреневого тумана тот, с кем было выпито уже три «совиньона» подряд. Совсем завечерело…

      … – Готово! Есть иди!

      – А что там у нас?

      – Жаркое. Тебе с косточками положить?

      – Разумеется.

Сентябрь 1993 года, Симферополь

      Трое на пути

      (Залитый солнцем сад у дома Тома. Скамейка на ноябрьском солнцепеке. Скорее ясно, чем тепло)

      Эд: я, кажется, все-таки не опоздал.

      Рене: нет, приятель. Мы только что начали. Тома озадачил меня вопросом, на который я затрудняюсь не только ответить, но даже представить, откуда у него берутся такие вопросы.

      Тома: Рене хитрит, он просто хочет выиграть время на обдумывание. Но ведь нам спешить некуда, друзья?

      Эд: а что за вопрос?

      Тома: я спросил у Рене, различает ли он рассуждение и размышление?

      Эд: а сам-то ты их различаешь?

      Тома: для меня они почти неразличимы. Но раз уж это разные слова, то должны быть и различия, хотя бы для философа.

      Рене: по-моему, это ты здорово сказал. Различия в словах нужны хотя бы для философов и, значит, это они придумывают разные слова.

      Тома: Рене, ты не прав. Слова невозможно придумать. Они – есть уже. Если мы их и открываем, то только для себя. Открывая жалюзи, мы пускаем в свой дом дневной свет, но солнце встает и без нас и ему нет дела до наших жалюзи.

      Эд: Тома любит порассуждать, но вопроса это не решает, он остается.

      Тома: да, именно – порассуждать. Рассуждение строится по определенным правилам, прежде всего, логическим правилам. Рассуждение формально и в этом его непререкаемость. Размышлять – вольготно и безответственно, ведь ничего, никаких правил не нарушаешь. Рассуждать приходится, соблюдая строгие нормы. Размышление безрассудно и, по крайней мере, для меня – неприемлемо, оно непринципиально, непринципиальность философа дискредитирует его и превращает в простого мыслителя. Сократ еще не был философом – философия началась с его внучатого