Весенняя коллекция детектива. Татьяна Полякова

ручищами. Ручищи взяли ее за бока и подняли из лужи так, как будто она совсем ничего не весила.

      Вот бы сейчас обратно в ту лужу – лежать себе и пить из нее, долго, со вкусом, чтобы ледяная вода длинно стекала по горлу, стекала, стекала…

      – Я хочу пить, – пробормотала Олимпиада, – сейчас умру.

      – Закрой глаза.

      Она хотела сказать, что они у нее и так закрыты, но все-таки сделала какое-то движение – может, и вправду закрыла.

      Темноту, как лезвием опасной бритвы, рассек длинный и узкий луч, такой яркий, что слезы брызнули из глаз, и в горле сразу стало не так мучительно сухо, зато солоно.

      Большой человек, сопевший, как медведь, ходил у нее за спиной, что-то двигалось и гремело, и вскоре под носом у нее оказался пластмассовый электрический чайник.

      Олимпиада Владимировна обеими руками схватила его, прижала к губам, запрокинула и стала пить. Вода в чайнике была тепловатая, со странным привкусом, должно быть, застоявшаяся, но она пила и думала, что ничего вкуснее не пила никогда в жизни! Крышка чайника мешала ей, лезла в ухо, но все равно – какое наслаждение пить, просто пить, чтобы вода стекала по горлу и попадала внутрь!

      Она оторвалась от чайника, тяжело дыша.

      – Что случилось?

      – Тебя ударили по голове. Я… не успел это предотвратить.

      – Кто? Кто ударил меня по голове?!

      – Я не заметил. Он кинул чем-то в лампочку и ударил тебя. Он или она.

      – Она?!

      – Я же сказал, что не заметил. – В голосе Добровольского было раздражение, а лица его она не видела, потому что фонарь он выключил. – Это мог быть кто угодно, он или она. Вставай. Ты можешь встать?

      – Он нас здесь запер?! – дрожащим голосом спросила Олимпиада, решительно не признавая того, что могла быть «она». – В этом… бункере?!

      Тут она все вспомнила, и ей стало страшно. Так страшно, как никогда в жизни.

      Ей не было так страшно, даже когда она, словно в замедленной съемке, смотрела, как переворачивается в воздухе тело и падает, падает, и понятно, что в следующую секунду грянет взрыв, и неизвестно, останется ли что-нибудь после этого взрыва!

      – Мы должны выбраться отсюда как можно скорее.

      – А дверь? – дрожащим голосом спросила Олимпиада Владимировна. – Дверь… закрыта?

      – Yes, – ответил Добровольский. – Она закрыта, она металлическая, с этой стороны на ней нет никаких отверстий. Про дверь можно забыть. Нужно искать другой путь.

      – Какой путь?!

      Он не ответил, только рука, державшая ее спину, убралась. Олимпиада покачнулась.

      – Возьми.

      – Что взять?

      В ладонь ей сунулось что-то металлическое, сильно нагретое.

      – Нащупай кнопку и нажми.

      Твердое и металлическое оказалось фонарем, и лезвие света опять ударило по глазам так, что они заслезились. Олимпиада сморгнула слезы, и очертание яркого круга на потолке стало четким.

      – Нажми сильнее, Липа.

      Она послушно нажала сильнее, и свет из острого стал рассеянным и мягким. После полной черноты казалось, что