Весенняя коллекция детектива. Татьяна Полякова

мыкалась на пороге.

      Она не решалась войти.

      – Милиция? – спросила в трубку Олимпиада. – Моя фамилия Тихонова, наш адрес…

      В дверях показался Олежка – в майке и в давешних колготках.

      – Здрасти, – подобострастно сказала Люсинда. – Я тута… на минуточку.

      – Липа! – заорал Олежка, отпрыгивая за дверь по причине колготок. – Какого черта?!

      – Парамонов с крыши свалился.

      – Да и хрен с ним, с Парамоновым!

      Олимпиада отвернулась от него.

      – Ждите, – сказал ей в ухо канцелярский голос. – Ждите, к вам выедет дежурная часть.

      Олимпиада пристроила трубку обратно и потащила Люсинду из прихожей:

      – Пошли, пошли! Дежурная часть к нам выехала. Посмотрим, чтоб его никто не трогал.

      – Господи, да кто станет его трогать! И жене надо бы сказать, а то и не знает, бедолажка!..

      – Липа! Ты куда? Останься!

      – Олежка, я на улицу. Там лежит… мертвый Парамонов.

      – Липа, если он мертвый, то все равно уже никуда не уйдет. Мне надо… – Из-за косяка, который скрывал его колготки, он смерил уничижительным взглядом Люсинду и снова уставился на Олимпиаду, которая, по его мнению, вела себя странно и даже не слишком прилично. – Нам надо поговорить.

      Олимпиада вытолкала Люсинду, знаками объяснила, чтобы та спускалась вниз, и сказала Олежке нетерпеливо:

      – Ну что, что?!

      – Зачем она опять пришла?! – зашипел Олежка и выскочил из укрытия. – Я тебе сколько раз говорил, не води ее сюда! Я не хочу, чтобы в моем доме отирались всякие пройдохи!

      – Этот дом не твой, а мой. Мне надо бежать вниз, Олежка! Ты потом договоришь.

      – Тво-ой?! – протянул Олежка и вытаращил на ее глаза. – Во-он как ты заговорила! Этот дом твой, а я тут никто, да?

      – Олежка, я сейчас не хочу…

      – Нет, ты мне скажи! Дом, значит, твой, а я, значит, никто?! Да? Да?!

      На самом деле так оно и было, но Олимпиада знала совершенно точно, что если она в этом признается, то Олежка моментально бросит ее навсегда, станет собирать вещи – с трагическим лицом пихать в ее чемодан, потому что у него не было своего, брюки, свитер и три пары носков, и пойдет в ванную, и вытащит из стаканчика свою зубную щеку, а потом скажет, что ноутбук заберет на следующей неделе. А Олимпиада будет бегать за ним и умолять его остаться. Еще она попытается вырвать у него зубную щетку и одеколон, а он не будет давать – это называлось «поссориться всерьез».

      Мы вчера с Олежкой всерьез поссорились! Помирились, конечно, но с большим трудом и не сразу. Не сразу!..

      В этом «не сразу» была даже определенная гордость – их отношения настолько серьезны, что они не только поссорились, но и помириться смогли с трудом!

      – Нет, ты мне скажи! Дом, значит, твой, а я тут никто, и мое мнение не важно, да?! Да?!

      – Олежка, там лежит мертвый Парамонов.

      – Какое мне дело до Парамонова?! Это который Парамонов? С третьего этажа?

      – С этого, со второго.

      – Почему он мертвый?

      – Я не знаю, но мне нужно спуститься.