Ангельский концерт. Светлана Климова

использованных материалов и дает возможность отнести эту работу к нидерландской школе начала семнадцатого столетия. Анализ сюжета, техники живописи, состава грунта и еще десятка компонентов позволяет предположить с достаточной степенью вероятности принадлежность картины кисти Ганса Сунса, северонидерландского живописца, который на пике своей карьеры много путешествовал по Италии и, случалось, пользовался приемами и техникой итальянских мастеров. Естественно, что в его багаже могла оказаться заготовка из черного тополя, с которым работали исключительно во Флоренции, Сиене и Брешии. Ее и использовал художник. Предположение об авторстве обсуждалось с сотрудниками Брюссельского королевского центра живописи и Муниципальной галереи Антверпена, где хранятся семнадцать уцелевших до нашего времени работ Сунса – все его наследие. Пейзаж с видом Киндердийка был создан на заказ и первоначально имел другие размеры, но впоследствии картину несколько раз подгоняли под имеющиеся у владельцев рамы, в результате чего подпись создателя была утрачена.

      Там было еще много всякой всячины.

      – И что это означает? – спросил я, бегло просмотрев листки.

      Кокорин надул щеки и шумно выпустил воздух, досадуя на мою тупость.

      – То есть как – что? Во-первых, стоимость картины выросла многократно. А во-вторых… Во-вторых, отец принял решение лично заняться реставрацией «Мельниц», с полным основанием считая, что доверить эту работу кому-либо другому слишком рискованно. Вот потому-то «Мельницы» и остались у него в мастерской.

      Я намеренно обходил вопрос о том, как все произошло, – ждал, пока он дозреет и выложит подробности сам. Однако Кокорин не спешил.

      – А Киндердийк – это что? – поинтересовался я.

      Он побуравил взглядом оконный проем. Уже начинало смеркаться.

      – Вам в Голландии бывать не доводилось?

      – Нет, – сознался я. – Как-то не подвернулся случай.

      – Это в дельте Мааса. Плоская мокрая равнина, вся сплошь изрезанная водоотводными каналами. На каждом шагу – дамбы и мельницы. Их там десятка два, стоят уже лет пятьсот, хотя ничего не мелют.

      – То есть как?

      – Очень просто. Воду качают. Для того и предназначены. Что касается ландшафта – опознать его ничего не стоит, он во всех путеводителях по Европе засвечен. Достопримечательность, хотя смотреть там особо не на что – зелень да вода. Ганс Сунс, правда, считал иначе. Или его заказчик, что, впрочем, уже все равно не имеет значения.

      – Судя по всему, вам известно, где сейчас находятся «Мельницы»? – спросил я.

      – Само собой. У Меллера. Борис Яковлевич украсил ими свою гостиную – так, во всяком случае, мне сказали. Раздобыл какой-то чудовищный базарный багет и демонстрирует картину совершенно открыто. Воры так себя не ведут. Я посылал к Меллеру человека, чтобы он проинформировал этого наглого зубодера о том, что картина краденая, но тот не пустил его дальше порога, сунув ему под нос те самые топорно сработанные фальшивки – паспорт картины