Имперские войны: Имперские танцы. Имперские войны. Имперский гамбит. Сергей Мусаниф

и беззащитного человека.

      Можно было оправдать себя мыслями, что астрофизик сам спровоцировал все свои неприятности, но нажимать на курок от этого легче не стало.

      Клозе предложил свои услуги. Юлий отказался. Юлий считал, что капитан корабля должен сделать это сам.

      Потом они упаковали труп астрофизика в предназначенный для этого контейнер и оттащили его в комнату доктора Мартина, где и оставили. Юлий запечатал двери каюты и откачал из нее кислород.

      Потом пилоты вернулись в медблок, и Клозе включил криокамеру в режим диагностики.

      В криокамерах замораживали тела тяжелораненых космонавтов, тех, которым не мог помочь корабельный автохирург и которых требовалось доставить в нормальный госпиталь. Шансы человека пережить сам процесс заморозки составляли восемьдесят процентов из ста, и то без учета необратимых изменений в организме, которые могли произойти за время длительного пребывания в «холоде». Наиболее подверженным риску органом был мозг.

      – Восемьдесят из ста – это не так уж плохо, – пробормотал Клозе, занятый теми же мыслями, что и Юлий. – Это гораздо выше шансов вернуться с боевого вылета на Сахаре. Правда, на Сахаре все зависело только от меня.

      – Мне будет тебя не хватать, – сообщил Юлий. – Все эти два месяца полета. Я все время буду думать, что ты тут отдыхаешь, лежа на холодке, в то время как я страдаю от лишений и терплю эту чертову истеричку. Я тебе даже в какой-то степени завидую.

      – Зато я тебе не завидую, – сказал Клозе. – Я сейчас засну, а потом проснусь в каком-нибудь приятном месте. А ты тут один будешь со всем трахаться.

      – Ты – злобный эгоист, барон.

      Криокамера закончила диагностику и доложила о готовности.

      – Мне пора, – пробормотал Клозе и начал раздеваться.

      Сложив одежду на койку автохирурга, Клозе принялся забираться в рабочее пространство криокамеры, жалуясь, что это чертовски неудобно.

      – Предполагается, что люди не залезают туда сами, – сказал Юлий.

      – Я в курсе, – сказал Клозе. – Но кто-нибудь мог бы предусмотреть и такую возможность.

      – Хочешь сказать что-нибудь напоследок?

      – Чтоб довез мое туловище в целости и сохранности.

      – Вот еще. Как получится, так и получится.

      Клозе сложил руки на груди и закрыл глаза. Это было необязательно. Юлий знал, что барон просто рисуется.

      Юлий закрыл дверцу криокамеры и нажал стартовую кнопку.

      По дисплею побежали какие-то цифры.

      – Мне холодно, – пожаловался Клозе через десять минут. – Но, насколько я понимаю суть процесса, если я все еще могу разговаривать, то мне недостаточно холодно.

      «Объект не поврежден. Нет объективных причин для начала криосохранения».

      Юлий плюнул в дисплей и посоветовал Клозе вылезать.

      – Полным идиотом себя чувствую, – сказал голый Клозе, выбираясь из камеры вперед ногами.

      – И давно? – спросил Юлий.

      – Сколько себя помню, – признался Клозе.

      – Накинь на себя что-нибудь, –