Лермонтов: инстабог. Оганес Григорьевич Мартиросян

моя квартира будет называться мини-Кавказ, сказал он и выдохнул из себя Ереван. Начал собираться на стройку, зная одно: насекомые – ползание, животные – ходьба, человек – бег: бог – это танец. Всё нужное положил в рюкзак, оделся и двинулся к месту труда и звезд, падающих в раствор. Отработал восемь часов, пообедав с товарищем пловом, который тот приготовил и привез, приехал домой, так как устал, помылся, принял душ с океанским гелем, и прилег на кровать, включив телевизор. Начал смотреть кино: Двое в одном гробу, где Микки Рурк рубил дрова и убивал Буратино, кричащего из каждой щепки о своей боли к отцу, к папе Карло, который вырезал член, но смутился и сделал его на лице в виде носа: сокрыл его, сделав открытым всем. Переключил канал, вышел на бокс среди юниоров, где кулаками пацаны ставили друг другу на лице пятерки, высшие отметки в их школе. Начал скучать, позвонил знакомой, поболтал минут десять о разного рода делах и событиях, затронул тему фашизма, который распался на маленькие куски и проник в то, где его раньше не было: в шоколадки, конфеты, печенья, жвачки, пиво, соки, сосиски и земное ядро, в котором он спрятался, как в яйце Кощея, в виде наркоманской иглы. Закончили разговор, но напоследок он произнес: старость – это победа над смертью: детством и взрослой жизнью. Решил сходить в магазин за салями и соком, оделся, дошагал до Пятерочки, взял нужное, на кассе поздоровался с работницей, получил молчание в ответ из коробки по имени Рот, которая, судя по всему, оказалась пуста, спросил, сколько стоит салями, действительна ли цена, но ничего не добился в качестве слов и решил, что их очень много в черепе кассира, потому они мешают друг другу и не могут выйти наружу. Расплатился, двинулся в путь, внутри себя говоря: о, Морелия, лучшее место на земле, уют, покой, высь, средоточие моего сердца, фреска, не местность, не город, просто искусство, само, вне трудов человека, топчущего твои сады и цветы, как то, что они съели и сделали собой; так в них цветут огромные десятиметровые цветы, даже выше и больше, бутоны размером с орла, парящие в небесах и охотящиеся на ноздри людей, вдыхающих их; люблю тебя, ты моя. И добавил еще: нормальность – телевизор, компьютер – шизофрения: движение времени в одну сторону, направленность его в две; стационарное радио – твое я, переносное – твои я, ты, мы, мыслимые в голове, существующие в ней как твое я: один канал в проводе – шкуре змеи – или несколько: две кобры или гюрзы дают работу уму, оживляют его своим ядом – электричеством, током, оживляя компьютер, ночь и телеэкран. Ведь человек – это он, мужчина, но во множестве я – шизе – это человечество: он и она как оно. Но шизофрения – это и путь гения, и его оборотной стороны: в человеке может быть не только от двух я, но и ноль их и даже минус – бездна, в которую провалился и превратился в нее Ницше. Добрался до дома, скинул купленное в холодильник, живот, который может поглотить в себя всю квартиру, если вовремя не закрыть его дверь, что относится и к микроволновой печи и к газовой плите. Охладил сок, налил в стакан, вставил в него соломинку и начал медленно потягивать разбавленный