Агнец или Растительная овца. Юна Анатольевна Летц

а то ведь могли: опозоренные бывают страшны в своей скуке, а чем им тут было заняться, только вымещать свой позор на остальных, пока не продрогнут от стыда.

      Иногда кто-нибудь вылетал, как ушедший с позора, но эта уловка не работала: любое наказание надо было отстоять до конца. Идвик прятался в свои рукава, замазывал рот собственной слюной и продолжал наблюдать, оценивая текущую напряженность. Время от времени сюда заскакивали никто, те самые никто, которые приходили на смену профессионалам, и если они сталкивались с оригиналами, позор многократно усиливался. Некоторые приходили сюда, чтобы сослагаться, – увидеть свое наклонение, как сильно они смогут прогнуться. Одни казались незаметными, другие отчаянно рекламировали свои зрачки, и сложно было рассчитывать, что кто-то из этих людей предпримет увлекательный разговор. Надо было себя как-то занимать, и Идвик витал, Идвик метафорировал. Он смотрел на дверь и думал: «были ли духовные двери, когда-либо существовали? Швейцар мироздания какого-то дня почил… Или и вовсе его не нарождалось?» Вспоминал улицу, и новый фасон: какие-то каменные мостовые громко лежали, шаркая повстанцами…

      – Когда же этот идиот замолчит?! – крикнул тот самый, который ржал, но хлеба никак не выходило.

      Идвик ощутил изморозь, и как оно болезненно прожгло невидимым холодом: он снова бормотал, и нет бы, как другие, стоять, мило осматриваться, немного выжидать, но он продолжал бормотать. Что-то про человека наедине с этим миром, который навыдумал развлечений, проживал их за столько-то лет, а потом ничего не интересно было, все такое маленькое. Веселиться, веселиться, ржать с жадной изощренностью… Что-то такое бубнил, пока не провалился в собственные мысли, и хорошо, что успел напихать рукава в самое горло.

      …Вот они говорят: позор, случился позор, но не каждую минуту, а были ведь такие места, где позор как атмосферное явление, но это замечали только приезжие, а люди просто жили в этом ощущении и никак не могли избавиться. Какой же позор – говорили они, встречая друг друга. Какое позорище, позор. И в ресторанах там не было разнообразия солей, а все выращенные из соли сидели в других местах, сидели такие полезные, можно было подойти и лизать. Соленые били по человеку голодом – раньше все голодом били, а теперь унижением. Страх нового времени – это унижение, отсюда такое строгое подражание, чтобы только не отвели на позор. Инициативные рабы, наглые хамы – личности, полученные некоторым способом, стояли оплеванные, как свежие, говорили: позор – это меньшее из зол. И всякие ритуальные унижения – корпоративный дух. Люди копируют признаки успеха. Каждый посетил надутую комнату, где стояла выставленная стенка из дураков, и можно было выбиться в люди, а также понабрать двойников, хоть двойники были не очень полезны теперь. Как раньше дозволялось посылать вместо себя, и даже специальные заместители, которые ходили с хозяевами, как на привязи, и брали на себя каждый зарождающийся позор, но теперь двойники не могли забирать