История одной любви. Раненый поэт

клялась и божилась,

      Что честна была с ним от затылка до пальчиков ног.

      «Это, брат дорогой, одинакова кровь в наших жилах.

      Успокойся, прости и не надо ломать больше дров».

      Он ушел очень гордой, гусарской и легкой походкой,

      Был спокоен снаружи, внутри же кипел, как смола.

      «Да пошло оно к черту! Иван, принеси-ка мне водки

      И отправь секунданта ему. Пистолеты. С утра».

      Дальше ночь размышлений и, может быть, воспоминаний.

      Очевидно, они не дадут ему ночью поспать.

      «Пистолеты не ранят, как ты меня только что ранила!

      Ты же мне обещала о том, что не сможешь предать.

      Мне плевать, что ему даже нету ещё 18,

      Что сама совратила, ей-богу, мне тоже плевать!

      Никому не позволю я честью своей распыляться —

      Должен он как мужчина уметь за грехи отвечать».

      Крики, слезы, апатия, рваные напрочь картины —

      В бардаке все, а он преспокойно крахмалит свой фрак.

      Он суров, молчалив и решителен в облике силы.

      За ночь понял он, кто виноват, а кто, может быть, прав.

      Лихо дернули лошади, плавно карета качнулась.

      Он спокойно достал лист бумаги, чернила, перо,

      И рука повела все, что думал: все мысли, все чувства.

      Как обычно, писал ей последнее, может, письмо.