Волки Дикого поля. Алексей Павлович Пройдаков

его спас, приняв удар на себя: «Не замай, Ратша…»

      «Брате молодший, как оберегал я тебя ранее, как не уберёг потом… Ведь не его битва эта была, не хотел пускать его – младешенек… А Иван умолял, просил, заклинал именем батюшки родного… Прости меня грешного, Господи! Простите и вы, родители мои, страдальцы».

      Силы слишком неравны: Иван был искусным бойцом, но Ратибор намного превосходил его и опытом, и силой.

      Мстиславу Удатному вновь сопутствовала удача, он благополучно скрылся, а яростный Ратибор разрубил своим огромным мечом и щит Ивана, и его меч, и его самого. Потом, обманным движением заставив Нестора открыться, разрубил и его наполы – нещадно и жестоко.

      Безумен стал Ратибор. Все были безумны тем днём.

      Вскипел Александр Попович…

      Щадил он противников в бою: «свои же», но тогда сдерживаться перестал.

      Суздальцы перед ним падали как колосья под рукой опытного жнеца, многие спасались бегством.

      Ратибор бился исправно, но и его изрядно помяли: левый рукав кольчуги изорван, шелом сбит, лик безумен.

      – Да я бы вас даже не мечами щекотал, – прохрипел он надсадно, увидев в глазах бывшего сотоварища неизбежную смерть, – я бы вас вожжами выпорол…

      Поединщиков на Руси всегда уважали, о них рассказывали сказки, их имена вписывали в летописи.

      Битва прекратилась, ряды отхлынули, освобождая место.

      Ратибор кинулся с рёвом, с замаху пытаясь нанести тяжёлый удар, будто кузнец молотом. Александр легко увернулся. Сам хлестнул мечом, словно молнией. Ратибор отбил.

      Это была схватка гигантов, но Ратибор весил намного больше, потому быстрее устал.

      Встретились глазами.

      – Отвечай за брата убиенного, – вымолвил Попович, тяжко дыша.

      Помнит он предсмертный свистящий шёпот опомнившегося Ратибора:

      – Олёша, останови сие… Они же нас как псов стравливают. Негоже нам бить друг дружку. Прости за братку…

      За десять тысяч жизней Юрий уступил владимирский престол Константину.

      Десять тысяч молодых, здоровых русичей пали в Липицкой битве от рук русичей же!

      «Где Твоя правда, Господи? Где Твоя воля?! Невосполнимы потери… И это в то время, когда со всех сторон вынашивают планы завоевания Руси вороги внешние. Разве их мало?! Немцы, свеи, ляхи – на западе; булгары, мордва – на востоке; половцы все время норовят ограбить с южных окраин. Чтобы всех отразить, жизни не хватит, даже ежели каждый день от зори до заката махать мечом… Разве их мало?!»

      С особой нежностью Александр Леонтьевич вспоминал сейчас родную деревню Стрешнево, что недалече от Ростова, родительскую избу, храм у реки на пригорке.

      «Ах, батюшка! Ты учил нас добру и терпимости, учил врагов своих любить… Сюда бы тебя, чтобы посмотрел и удивился, как братья друг над дружкой лютуют. Я бы тебя спросил, где Господь Бог находится всё время, ежели Русь для Него – возлюбленное царство? Это ведь не просто десять тысяч, которые полегли в сече лютой, это защитники земли нашей, которых завтра будет недоставать».

      Вспомнил