Волки Дикого поля. Алексей Павлович Пройдаков

кашлянул пару раз и, выразительно подняв кверху указательный палец, жарко заговорил:

      – Да, да, Миша… А я-то думаю, отчего ж Господь наградил меня ныне болью головной. Ан за гордыню… За вольнодумство и порицание сильных мира сего. Странные люди случились в обители намедни. Калики перехожие. А ранее в дружинниках княжьих состояли. Ныне кто в дружину возьмёт? Вот и перебиваются милостыней, кто без шуйцы, кто без десницы. А у кого и ноги нету. Больно мне за них, больно на неправедность мирскую. Оттого и укрылся я в Божьей обители, надеясь отойти от обид и страданий, но они и здесь настигают. Ибо мир зол, свиреп, аки пардус, добра в нём чуток, и то не для нас, сирых и грешных…

      Летописец остановил хождение, внимательно посмотрел, как мышка подбирает крошки, и продолжил:

      – Битва при Липице, Миша, вот где боль, вот где стон людской… Самая неправедная битва за всю многовековую историю Руси нашей многострадальной. И ведь чего удумали, а?! Князья которятся[2], простолюдины погибают. И как погибают, Миша!

      Он схватился за голову обеими руками, потом воздел их кверху и прокричал:

      – Звери ненасытные, вот кто такие те, кои на брань неправедную, заведомо лживую, посылают слуг своих верных! И глава моя тяжко страдала от того, что поведать мне ныне надобно о битве той зловредной, сам отец настоятель повелели. Ибо ждут в княжьем дворце, ждут описание подвигов великих по истреблению витязей земли родимой – витязями же земли родимой. Каково?!

      Он повёл хитрым взглядом в сторону мерцающей лампадки.

      – Напишу, – сказал тихо, но со значением. – Ох и напишу… Нет больше сил моих в угоду кривды стараться.

      Макарий задумался.

      – А настанет ли когда-нибудь время, в коем правда станет брать верх над кривдой? И перестанут ли православные истреблять друг дружку нещадно, в угоду ворогу внешнему? Не ведаю. Господи, просвети…

      Пождал немного и, внезапно посветлев ликом, сказал облегчённо:

      – Спасибо, Господи! Просветлил… Я верую, я истинно верую, что всё это случится и князья станут разумом править, а смерды и ремесленники ответствовать любовью и верностью. Что когда-нито наступит золотой век и мы, сирые, убогие и бесполезные, сумеем уцепить хотя бы его малый краешек. А иначе как? Иначе ждёт нас геенна огненная и заторы ледяные. Нет. Быть того не может… Ты ведь милостлив, Спаситель наш, ты ведь укажешь истинный путь своей заблудшей пастве.

      Торопливо возжёг лучину от лампадки, воткнул в щель на полочке и взял в руки писало.

      «…Случилось это в месяц цветень-апрель 1216 года.

      Нет уряда меж князьями, нет правды на Руси!

      По кончине великого князя владимирского Всеволода Юрьевича, да хранит Господь Вседержитель его бессмертную душу, его сыновья Константин и Юрий стали власть делить в княжестве, а всё никак не могли…

      По завещанию великокняжеский стол принадлежал Юрию, который его занял не мешкая, по старшинству – Константину, лишённому родителем права наследства незадолго до смертного одра.

      Старший того родительского решения

2

Котора – ссора, вражда.