Алмазный город. Лариса Олеговна Шкатула

двери лязгнули запоры.

      – Ты чего вдруг надумал запираться? Всегда со Светкой двери распахнутыми держали! Сам же говорил: "А кого нам бояться в собственной стране?!"

      – Я и сам так думал, да передумал, обстоятельства заставили… А кто это с тобой?

      Он вгляделся в гостя.

      – Подожди, не говори, я, кажется, и сам узнаю… Головин Фёдор…

      – Просто Фёдор!

      – Это мой старый знакомый, ещё с прикарпатских мест! Я ему так обрадовался, что решил и с вами его познакомить, а тут такая крепость!

      – Заходите, товарищи! – Крутько посторонился, пропустил их и опять закрыл дверь на задвижку. – У нас тут, Янек, такое… Чего мне бояться, а вот Светаша… Боится, даже спать не может: вздрагивает, прислушивается и спрашивает: "Это они?" Кто – они? Я говорю: "Нет там никого", а она: "Закрой двери на засов!" Пришлось засов на базаре купить и поставить. Он так громко лязгает! Хотел было его маслом смазать, так, оказывается, её этот лязг успокаивает…

      – Где она? – спросил Ян.

      – Лежит в постели. Как только её отпустили, пришла – и сразу в ванную. Долго мылась: я даже забеспокоился, не случилось ли беды с нею? Чего греха таить, чёрная мысль в голову закралась, верите ли, двери стал ломать. А она вышла, с виду такая спокойная, в постель забралась и больше не встаёт. Я уж и бром ей давал, – Николай понизил голос, – и даже морфий – ничего не помогает! Как закаменела…

      Он всхлипнул.

      – Да что ты, Коля! – обнял его Ян; этот большой мужественный человек, который всегда восхищал его своей силой и выдержкой, вдруг в один момент сдал, видя изломанной и опустошённой свою юную жену…

      – Извините меня! – он взял себя в руки и теперь говорил подчеркнуто спокойным тоном. – Верите ли, я – горячо преданный революции человек, все сделавший ради её победы – вдруг засомневался в правильности своего выбора: стоит ли моей жизни, сил и преданности государство, которое так безжалостно обращается со своими гражданами?

      Они прошли за ширму, где на кровати лежала Светлана. В ногах у неё сидел печальный Ванька.

      – Коля, – он поднял на Крутько грустные глаза, – вона ничого нэ каже, мовчыть и всэ…

      Крутько долгим взглядом посмотрел на жену.

      – Светлана, к тебе пришли.

      Молодая женщина пошевелилась.

      – А-а, братик, – медленно произнесла она, взмахнув ресницами. – Я тебя вспоминала…

      – Чего это ты разлеглась? – Ян грубовато-нежно похлопал её по руке. – А кто меня учил не сдаваться? Идти до конца? "Рука бойца колоть устала"?

      По её лицу пробежала тень улыбки.

      – Молодец, помнишь ещё… Захворала твоя учителка, Янек!

      – И что у тебя болит?

      – Душа, братику, душа… Или что там есть у людей возле сердца?.. Ты не один?

      – Это мой товарищ. И хороший врач. Правда, не знаю, может ли он лечить душу… Но диагноз-то ты, Фёдор, наверняка поставил?

      – Тяжелое нервное потрясение, – четко ответил Головин, не принимая насмешливого тона юноши. – Может перейти в горячку.

      – Понял.