Помутнение. Джонатан Литэм

просто зная в общих чертах о его делах.

      «Делах»? Это слово резануло слух Бруно.

      – А каков источник его денег?

      – Вы шутите? Вы когда вообще виделись в последний раз?

      – В средней школе.

      – Но вы же бывали в Беркли в последние… мм… тридцать лет, да?

      – Ни разу! – Это, вероятно, было почти самым выдающимся достижением в жизни Бруно. Медленно возникающий, почти неосязаемый акт перформанс-арта: Александер Невозвращающийся (р. 1981, подручный материал).

      – Думаю, этого лучше не знать. Кит владеет половиной Телеграф-авеню. Вам же известно заведение «Зодиак-медиа», да?

      – Нет.

      – Супермаркет. Электроника, видеоигры, майки – вся эта хрень. А «Зомби-Бургер»?

      – Тоже нет.

      – Ну, это все его предприятия. Источник его бабла, раз уж вам интересно. Империя Кита занимает целый квартал, где когда-то были, ну, знаете, табачные лавки, книжные магазинчики, афганские забегаловки, в общем, вся эта контркультурная фигня, которой так славился Беркли. Это все называется «Звезда смерти». А Кита в вашем родном городе, Александер, считают кем-то вроде Дарта Вейдера, вот почему я и решила, что вам все известно.

      Бруно пожал плечами. Она бросила на него испытующий взгляд.

      – Если я ничего не путаю… вы ведь росли там, да?

      – Я переехал с матерью в Беркли в шестилетнем возрасте. До этого мы жили в округе Марин.

      – Значит…

      Он был волен излить душу, как любой другой. Вопрос Тиры был очевиден, даже если она не смогла его сформулировать. И Бруно мог либо ответить, либо увильнуть. Он попытался вспомнить, когда в последний раз отвечал на такой вопрос без обиняков.

      – Я не знаю, жива ли Джун, моя мать, или нет. Хотя я бы очень удивился, если бы от нее что-то осталось. Она сбежала из Сан-Рафела, спасаясь от домогательств своего гуру, мне тогда, как я уже сказал, было шесть. Ей захотелось залечь на дно в Беркли, чтобы со временем тяга к наркоте прошла, а она уже была в очень плохой форме. Ну то есть умственно. Мы сняли убогую комнатушку в кондоминиуме, она делала лепнину для частных архитектурных проектов, на Сан-Пабло-авеню. Интересно, существует ли еще это бюро.

      Бруно не стал описывать двух надменных геев-толстяков, руливших архитектурной фирмой, где изготавливались бетонные цоколи и гипсовые потолочные узоры для реставрируемых викторианских особняков. Один был итальянец, другой американец, оба бородатые, с неисчерпаемым запасом марихуаны, которой они делились и с Джун, что ей отнюдь не шло на пользу, и как они довели ее до слез, когда она разбила одну очень сложную гипсовую конструкцию, только вынутую из формы, и целый день кропотливой работы пошел насмарку.

      – В седьмом классе я нанялся мыть посуду в ресторане «Спенгерз фиш гротто», и скоро мне доверили уносить грязные тарелки со столиков, но я положил глаз на «Гетто гурманов» – оно еще сохранилось?

      – Конечно! – Тира смотрела на него широко раскрытыми глазами. – «Сырная тарелка», да? Кит сказал, вы работали в Chez Panisse. Когда учились в старших классах.

      – Да.

      – То