Секреты фарфоровой куклы. Илина Григоричева

своего сына графа Перси недалеким человеком, и ему было жаль, что его преемником будет он, а не Эллен Эдуарда.

      Ничего не ответив дочери, Нортумберленд величаво удалился в свой кабинет, который находился на втором этаже дворца и где добрая половина залов считалась его личными покоями. Кабинет его был небольшим, но обставленым с большим вкусом и комфортом. Большой письменный стол, со множеством отделений для бумаг и прочих принадлежностей был вырезан из ценного красного дерева и украшен искусной резьбой; размещался он у окна, напротив двери. К камину было придвинуто огромное кожаное кресло, а рядом находился столик, на котором лежало несколько книг в дорогих переплетах, и стоял массивный подсвечник из чистого золота, который, возможно, помнил еще прадеда нынешнего герцога. У стены напротив камина стоял буфет, вырезанный и украшенный резьбой точно такого красного дерева, что и стол. Светло-зеленые шторы гармонировали с дорогим персидским ковром того же оттенка. Стены украшали обои изумрудного цвета – последний крик моды XVIII века, поскольку обои в то время изготавливались только в Англии и во многих дворах Европы считались непозволительной роскошью. А цвет этих обоев был тоже не случайным, ведь цветом рода герцога Нортумберленда из покон веков был зеленый.

      Рядом с буфетом находилась дверь, ведущая в библиотеку герцога.

      Библиотека представляла собой длинную галерею с окнами в сад в таких же изумрудных обоях, а по всем стенам стояли высокие стеллажи, плотно заставленные ценными фолиантами и книгами. Между стеллажами стояло несколько столов, накрытых зеленым бархатом, на которых красовались подсвечники в виде фигур античных богинь; всегда были писчая бумага и несколько чернильниц с перьями. Вход в библиотеку был возможен только с личного разрешения герцога, пользоваться же ею беспрепятственно могли только его сын и младшая дочь.

      Герцог зашел в свой кабинет, уселся поудобнее за письменный стол, взял перо и чистый лист бумаги и истово принялся писать письмо. Он, как всегда, был немногословен: текст письма, написанный его ровным, твердым почерком не занял и половины странички. Отложив перо, герцог застыл, неподвижным взглядом созерцая огонь в камине, у которого грелись два великолепных черных добермана. Прекрасный, расшитый шелком зеленый кафтан изящно подчеркивал статность его фигуры. Каштановые кудри до пояса, которые раньше он только пудрил, стали совсем седыми и теперь герцог носил парик, который выгодно подчеркивал красоту и неестественную моложавость его лица: лишь одна морщинка пересекала его волевой, упрямый лоб, а красивые зеленые глаза, по какому-то капризу судьбы не трогало время, но ведь именно глаза, как правило, выдают истинный возраст человека.

      Взглянув на его лицо нельзя было представить, что ему больше тридцати лет, тогда как на самом деле герцогу давно перевалило за пятьдесят. Живи он век-другой назад, как знать – не заполыхал бы над ним огонь инквизиции? В те времена любое отклонение от нормы или инвалидность считались