.

Лефортова прохрипим.

      Хочешь хохмочку – пью до одури,

      Пару стопочек мне налей —

      Русь в семнадцатом чёрту продали

      За уродливый мавзолей.

      Волдемар пребывал в некоем сомнамбулическом упоении, почти прокрикивая эту махровую антисоветчину. А Светлане было совсем нестрашно, хотя, пребывай она в своём обычном состоянии, она бы точно решила, что их немедленно арестуют появившиеся откуда ни возьмись милиционеры. «Наверное, это его собственные стихи, – с нарастающим восторгом думала преподавательница кафедры иностранных языков МГУ. – Какой он необычный человек! Спокойный, надёжный, но и опасный, конечно, притягательно-опасный». Мысли её сейчас походили на сотни воинов, бесконечно штурмующих какую-то старинную крепость и яростно залезающих на высоченные стены. А Саблин продолжал неистовствовать:

      Только дудочки, бесы властные,

      Нас, юродивых, не возьмёшь,

      Мы не белые, но не красные —

      Нас салютами не собьёшь.

      С толку, стало быть… Сталин – отче ваш.

      Эх, по матери ваших бать.

      Старой песенкой бросьте потчевать —

      Нас приходится принимать.

      – Вам понравилось? – наконец успокоившись, спросил новоявленный ночной чтец.

      – Вы антисоветчик? – Светлана повернулась к нему и остановилась.

      Он прошёл немного дальше и тоже развернулся к ней:

      – Хотите на меня донести? – Он снял очки и начал зачем-то протирать стёкла перчатками. Без очков его лицо выглядело беззащитным.

      – Не сегодня. Мне же надо у вас переночевать.

      Через секунду оба заливисто хохотали.

      Потом Саблин открыл Свете, что это строки Вадима Делоне, одного из лучших русских поэтов, который сейчас сидит в тюрьме за участие в демонстрации против ввода советских войск в Чехословакию. Далее он поведал о том, что военная операция против Пражской весны – грандиозное преступление и что даже некоторые лидеры соцстран до сих пор в шоке от такого вероломства.

      Саблин постоянно ловил «Голос Америки» и считал всё, что там вещают, истиной в последней инстанции.

      Раскладушку Волдемару доставать не понадобилось. Всё произошло так естественно и так понравилось обоим, что утро и он и она встретили с уверенностью, что ближе друг друга у них никого нет.

      Он больше не запрещал ей курить.

      Три года Светлана прожила как в дыму. В сладком дыму беспредельной любви, который резко горчил при длинных вынужденных разлуках. Тяжелее всего давалось делить постель с мужем. А представлять Волдемара на его месте в момент скудной близости она не в силах была себя заставить. В те дни, когда не виделась с любимым, спасалась от тоски в детях.

      Арсений делал фантастические успехи. Даже в ЦМШ, полной музыкантских отпрысков с комплексами гениев, он выделялся.

      Когда мама заболела, Светлана была безутешна. И по-настоящему успокоить её получалось только у Волдемара. Он находил такие слова, которые позволяли отвлечься от ужаса онкологии,