Непоэмание. Вера Полозкова

– и всё унести под кожей.

      И ждать расстрела auf dem Hof.

      Сутуло слушать в пустой прихожей

      Густое эхо твоих духов.

      Инфинитивами думать. Слякоть

      Месить и клясться – я не вернусь.

      И кашлять вместо того, чтоб плакать,

      И слушать горлом проклятый пульс,

      Что в такт ударным даёт по шее,

      Пытаясь вырваться изнутри.

      Из тесных «здравствуй», как из траншеи,

      Хрипеть – оставь меня. Не смотри.

      Фотографировать вспышкой гнева

      Всё то бессчётное, что не мне.

      И сердцу будто бы – ты вот, слева!

      А ну-ка быстро лицом к стене!

      И хохотать про себя от злобы,

      В прихожей сидя до темноты:

      Со мной немыслимо повезло бы

      Кому-то, пахнущему, как ты.

      1–2 ноября 2004 года

      Сиренами

      Парализуя солнечным «Ну, в четверг?» —

      Опытно, аккуратно, до костных тканей.

      Самым необратимым из привыканий,

      Где-то внутри всплывающим брюхом вверх.

      А они говорят: Не лезь!

      А они говорят: Уважь,

      Что в тебе за резь?

      Что в тебе за блажь?

      Где в тебе тайник?

      Где в тебе подвох?

      Ты мой первый крик.

      И последний вздох.

      Глядя в глаза с другой стороны воды.

      Шейкером для коктейля полов и наций.

      Самой невозмутимой из интонаций,

      Вывернутой в синоним большой беды.

      А они говорят: Не здесь!

      А они говорят: Не трожь!

      Что в тебе за спесь?

      Что в тебе за дрожь?

      Это что за взгляд?

      Это что за тон?

      Ты мне верный яд

      И предсмертный стон.

      Спутавшимся дыханием, как у двух

      Мальчиков, засыпающих в позе ложек.

      Выстрелами. Сиренами неотложек,

      Чтобы от страха перехватило дух.

      А они говорят: Позволь!

      А они тычут пальцем: Вон!

      Что в тебе за боль?

      Что в тебе за звон?

      Побежишь – мы в бок

      Сыпанем свинца.

      Если ты мне бог —

      Значит, до конца.

      10 ноября 2004 года

      Жреческое

      Город стоит в метельном лихом дурмане —

      Заспанный, индевеющий и ничей.

      Изредка отдаваясь в моём кармане

      Звонкой связкой твоих ключей.

      К двери в сады Эдема. Или в Освенцим.

      Два поворота вправо, секунд за пять.

      Встреть меня чистым выцветшим полотенцем.

      И футболкой, в которой спать.

* * *

      Что-то, верно, сломалось в мире.

      Боги перевели часы.

      Я живу у тебя в квартире

      И встаю на твои весы.

      Разговоры пусты и мелки.

      Взгляды – будто удары в пах.

      Я молюсь на твои тарелки

      И кормлю твоих черепах.

      Твои люди звонками пилят

      Тишину. Иногда и в ночь.

      Ты умеешь смотреть навылет

      Я смотрю на тебя точь-в-точь,

      Как вслед Ною глядели звери,

      Не