Пути отхода. Наоми Исигуро

на поверхность, вытягивал шею, чтобы вдохнуть, но вместо воздуха набирал полный рот морской воды – или полный рот морской воды пополам с воздухом, поэтому все-таки вдыхал, а не выплевывал, как выплевывал бы одну морскую воду, вдыхал и захлебывался. Что толкнуло Алфи прыгнуть? Было же очевидно, что это неправильно и глупо, однако он прыгнул. И наделал других глупостей: умчал в дальний конец пляжа, разрыдался на дне рождения у Имоджен, решил приготовить маме завтрак в постель, но разбил вдребезги бутылку молока.

      Алфи воспользовался моментом, когда воду из-под него втянуло в море, сделал большой глоток соленого, пропитанного брызгами воздуха и принялся лихорадочно работать под водой. Одна, вторая, третья, четвертая волна накрывали Алфи с головой, а он сражался с пуговицами и молниями, стягивал рубашку и штаны, которые одновременно и липли к телу, и развевались вокруг.

      Наконец Алфи выпутался из одежды, уступил ее морю и вновь замолотил ногами, поплыл к солнечному свету – и плыть стало в миллион раз легче. Аллилуйя! Используя новообретенную невесомость и удивительное ощущение свободы в голых конечностях, Алфи поплыл, поплыл, поплыл прочь от волнолома, противопоставил мощи волн всю мощь своего десятилетнего тела. До чего же хорошо чувствовать себя сильным, пробивать дорогу в волнах, выдыхать под воду, длинно и беспечно, а затем открывать выеденные солью глаза и наблюдать за выдохнутыми пузырьками. До чего хорошо быть могущественным и таким… таким слаженным, точно косяк рыб, когда тело, зализанное водой, становится обтекаемым и единым, ради главной цели – продвигаться вперед, туда, к закату, туда, к морю… И с ухом все в порядке, с ухом все прекрасно, с Алфи все прекрасно! По крайней мере, было бы прекрасно, если бы не сверхъестественный холод.

      Алфи прекратил двигаться вперед (хотя двигаться стало намного легче; чем больше расстояние от стены, тем меньше усилий), покрутился на месте и посмотрел, сколько проплыл. Увидел утесы, увидел одинаковые недостроенные дома с привидениями, а затем и волнолом, дальше, чем Алфи ожидал – вообще-то, гораздо дальше. Наверное, зря он остановился, пальцы рук и ног сразу сковало холодом, даже шевелить больно, а это плохо, ведь Алфи далеко, очень далеко от мамы, от берега и от любого места, где помогут, вылечат и согреют, и боже, что это? Судорога, в левой ступне! Точно рука морского гиганта протянулась из глубин и начала хватать, сжимать и перемалывать кости – да так, что Алфи, к собственному удивлению, закричал.

* * *

      Все было бы отлично, рассуждал Питер и шел назад по набережной вдоль белых утесов, если бы он не оказался никчемным слабаком, который спасовал перед предложившей ему себя красивой женщиной, – а ведь именно это, в общем-то, и произошло на пороге мини-отеля Агнес. Питер оттолкнул ее и забормотал про чудовищную ошибку. Почему он так поступил? («Потому что ты неудачник, наделенный талантом вредить себе, ты никогда не берешь лучшее, сынок, упускаешь его сквозь пальцы»). Когда Питер последний раз спал с женщиной, или хотя бы целовал ее, или держал