Операция «Бангладеш». Леонид Алексеев

с пультом.) Включайся! Ну же!

      Телевизор включается. Идут новости. Голос диктора: «А теперь о погоде…»

      Эх, опоздали.

      Входит Юрий.

      ЮРИЙ. Вы слышали? В Конго переворот.

      КАРИНА. Да вот, не успела включить новости.

      РУНЕЦ. Переворот в Конго? И что? В Африке, по-моему, каждый день перевороты. За всеми не уследишь. Да и нам-то что за беда?

      КАРИНА. Жеро, папа. Владелец уехал как раз в Конго. Ты забыл?

      РУНЕЦ. А, да-да-да, конечно. Аркадий Ильич. Вылетело из головы. И что там, и что? О Филине есть известия?

      ЮРИЙ. О Филине? Думаю, им сейчас не до орнитологии.

      КАРИНА (Петру). Петь, узнай, будь ласка, что к чему. В интернете наверняка уже говорят об этом.

      ПЁТР. Хорошо, Карина Эдуардовна, сейчас разузнаю и доложу.

      Пётр выходит.

      ЮРИЙ. Нам, собственно, нечего бояться? Картина целёхонька. Сколько уже?.. Четыре года она у нас. От хозяев ни слуху ни духу.

      КАРИНА. Филин не только картину, он и жизнь застраховал.

      РУНЕЦ. Нет-нет, мы надеемся, он жив, и его алмазные родственники тоже. Интересно, в России у него остались… в смысле, есть у него дети, родственники?

      КАРИНА. В России нет.

      РУНЕЦ. Тогда получается… Так, чисто гипотетически… Если обстоятельства сложатся не так успешно, как я того желаю, картина останется у меня?

      КАРИНА. Пап, у него ещё жена, её родственники и какие-то ещё, припоминаю сейчас, он говорил.

      ЮРИЙ. (Карине.) Эта картина у папы, как любовница – пользуется, но не владеет. Но готов драться за свою любовь. Прям семьями хоронить. Хотя, если серьёзно, страшно представить эти африканские ужасы. Если Филин не дурак, догадается спрятаться в нашем посольстве.

      Входит Пётр.

      КАРИНА. Узнал что-нибудь?

      ПЁТР. Да, переворот в Конго произошёл уже три дня назад. Много жертв. Заводы, фабрики и средства связи национализированы. Объявлено, что, за небольшим исключением, все семьи промышленников казнены. В том числе и в полном составе семья алмазного магната Мадаки́.

      ЮРИЙ. Да, жалко Мадаков. А про россиян что, слышно что-нибудь?

      ПЁТР. Да… Слышно…

      РУНЕЦ. Петя, не тяни! Что там?

      ПЁТР. Самолёт с работниками посольства сбили на взлёте. Никто не выжил. Ещё на борту были беженцы. Много.

      РУНЕЦ. Какое горе! Какое горе! (Постепенно отходит к двери и выходит.)

      ЮРИЙ. Спасибо, Петь! Принёс дурную весть, но теперь картина проясняется. Хотя с картиной-то как раз дело по-прежнему тёмное.

      КАРИНА. Пойду посмотрю в его деле телефон. Попробую связаться с Филином.

      Карина выходит.

      ЮРИЙ. Пётр, ты уже несколько лет у Эдуарда Викторовича… служишь. Сколько тебя помню, ты не меняешься, такой же молодой – прям вчерашний студент.

      ПЁТР. Конституция такая.

      ЮРИЙ. Ты, кстати, что заканчивал?

      ПЁТР. Академию управления. С отличием.

      ЮРИЙ. В этом я не сомневался. Слушай, видел тут краем глаза, что ты картины вывозил из дома, потом привозил. Это зачем?

      ПЁТР. Вам лучше спросить Эдуарда Викторовича. Я ничего не делаю в доме без ведома…

      ЮРИЙ. Ну-ну-ну, Петя, не волнуйся. Я не хочу усложнять тебе жизнь. Идём угощу тябя пирожным. Привёз свежих вот только.

      ПЁТР.