.

мой непослушный язык воспроизвёл примерно следующее:

      – Это, э-э-э, последствия вследствие… э-э-э, ярко выраженный аддиктивный синдром… А запрет игры послужил развитию лёгкой депрессии, отчего… э-э, возникли слуховые и зрительные галлюцинации у больного. Ну-у, ещё налицо нарушение цикла «сон – бодрствование». Возможно, имеется парциальная некритичность… алексетемия… А возможно, присутствует аффективное или тревожное расстройство, э-э… Короче, он страдает лудоманией, сэр. Хотя…

      – Что – «хотя»? – улыбнулся доктор. – Есть сомнение, что он не подходит под категорию обсессивно-компульсивного или депрессивного синдромов? Вы это хотите сказать?

      – Ну, в общем-то… это… да, – согласился я. – Вроде и на параноика не похож, хотя бред можно привязать к данному расстройству. А вообще, мне сложно дать чёткую характеристику, сэр. Он с виду здоровый человек, речь и мысли у него адекватные. Но вот эти его фрукты, все эти видения, говорят об обратном – он точно шизофреник.

      – Хорошо бы его тщательно изучить, – Стоун вернулся за стол. – Да уж, удивительная фантазия. Пока что будем исходить из того, что предварительным диагнозом обозначим тревожное расстройство. Расстройство личности оставим под вопросом. Ну, а игромания-лудомания… – доктор задумался, прикусил кончик заушины очков. – Он не игроман. Не игроман он вовсе.

      – Почему, сэр?

      – Не подметили? Его не тянет к игре. Наоборот, он отказался от игр и равнодушен к ним. Не азартный он. – Доктор задумался. – Вот это и странно. Ну да ладно. Надеюсь, удастся уговорить его на обследование. – Стоун стал перечитывать записи в журнале. – Удивительная фантазия, поразительное воображение…

      Прошли две недели.

      Я не забывал про Луиса Диаша, и помнил про его сумасшедшие фрукты. Однажды доктор ему позвонил и поинтересовался самочувствием. Ответ Луиса я не слышал, но на вопрос Стоуна «прекратились ли, хотя бы частично, видения?» я, судя по недовольной интонации доктора и протяжному «м-м-м», понял, что фрукты по-прежнему преследуют бедолагу.

      При повторном посещении Диаша через две недели я не присутствовал, но позже со слов доктора узнал, что транквилизаторы и антидепрессанты тому не помогли ни на йоту. Не знаю каким образом Стоун уговорил его, но в третье своё посещение Луис Диаш всё ж таки согласился на терапевтический курс, что уже было успехом. К тому времени португалец выглядел плохо, если не сказать хуже – прескверно. Как человек, которому не дают спать сутками, оставляя в покое лишь на пару часов. Он заметно похудел и, как мне казалось, постарел. Вероятно, уговорить его продолжить обследование и лечение удалось не столько доктору, сколько той девушке, с которой он приходил: она ожидала его в холле. В тот день он посетил невролога и прошёл эриксоновский гипноз. Док снова выписал ему кучу медикаментов, и Диаш с подругой ушли, пообещав вернуться в назначенный следующий день приёма.

      Но в назначенный