Коварство и честь. Баронесса Эмма Орчи

о том, чтобы Тереза Кабаррюс оказала мне необходимую помощь.

      Катрин Тео пожала плечами.

      – О, – сухо обронила она, – для Кабаррюс нет иного закона, кроме собственных капризов. А невеста Тальена почти недосягаема.

      – Почти, но не совершенно. Тальен человек влиятельный. Но и Дантон таковым был.

      – Но Тальен в отличие от Дантона добродетелен.

      – Но он трус. На него легко накинуть узду и вести за собой, как ягненка. Он вернулся из Бордо, пришпиленный к юбкам прекрасной испанки. Ему следовало покорить тамошних людишек огнем и террором, но по ее просьбам он проявил справедливость и даже милосердие. Немного критичнее рассмотреть его умеренные взгляды, акты его непатриотичного милосердия – и могущественный Тальен сам превратится в одного из «подозреваемых».

      – И вы думаете, что тогда его прекрасная возлюбленная будет у вас в руках? – с мрачным сарказмом спросила женщина.

      – Разумеется, – кивнул он, рассматривая с едкой улыбкой свои руки с длинными пальцами-когтями. – Тем более что Робеспьер, послушавшись совета матушки Тео, сам положит ее мне на ладонь.

      Он был так уверен в себе, что Катрин не сочла нужным затевать спор. И снова пожала плечами:

      – Ну… если вы довольны…

      – Доволен, и очень, – кивнул он, сунув руку в нагрудный карман сюртука. Глаза старой карги жадно сверкнули. Шовелен извлек из кармана пачку банкнот, и Катрин немедленно протянула руку. Но прежде чем отдать деньги, он строго предупредил:

      – Помните – молчание. И превыше всего – осмотрительность.

      – Положитесь на меня, гражданин, – спокойно заверила предсказательница. – Я не собираюсь распускать язык.

      Он не отдал ей деньги, а пренебрежительно швырнул их на стол. Но Катрин Тео было безразлично его презрение. Она спокойно взяла деньги и спрятала их в складках своего просторного одеяния. Но когда Шовелен без единого слова повернулся, чтобы направиться к выходу, она бесцеремонно положила на его плечо костлявую руку.

      – И я уверена, что могу положиться на вас, гражданин, – твердо заявила она, – и когда Алый Первоцвет будет пойман…

      – Вы получите десять тысяч ливров, – нетерпеливо перебил он, – если мой план с Терезой Кабаррюс удастся. Я всегда держу слово.

      – Как и я, – сухо заключила она. – Мы зависим друг от друга, гражданин Шовелен. Вы хотите поймать английского шпиона, я хочу заработать десять тысяч ливров, чтобы уйти на покой и спокойно сажать капусту где-нибудь на солнышке. Так что предоставьте все мне, друг мой. Я не дам покоя великому Робеспьеру, пока он не склонит Терезу вам помочь. Тогда можете использовать ее как считаете нужным. Шайку английских шпионов нужно разоблачить и раздавить. Нельзя, чтобы избраннику Высочайшего угрожала подобная шваль. Десять тысяч ливров, говорите?

      И снова, как в присутствии Робеспьера, ее душой, казалось, завладело мистическое возбуждение. Глаза, только сейчас алчно блестевшие, погасли. Морщинистое лицо преобразилось, усохшее тело приобрело величие статуи.

      – Я