Герцог и я. Джулия Куин

– да, – пояснила няня, – но мальчик – нет. – Она схватила Саймона за руку, поставив перед собой. – Это граф Клайвдон, и вам следует отнестись к нему с почтением.

      Дворецкий потерял дар речи, несколько раз моргнул, прежде чем произнести:

      – Насколько мне известно, граф Клайвдон мертв.

      – Что? – изумилась миссис Хопкинс.

      – И вовсе я не умер! – воскликнул Саймон со всем справедливым возмущением, на которое способен одиннадцатилетний мальчик.

      Дворецкий повнимательнее вгляделся в его лицо и, видимо, распознав во внешности кое-какие черты герцога Гастингса, отворил пошире дверь и пригласил незваных гостей войти.

      – П-почему вы решили, что я м-мертв? – спросил Саймон, заикаясь.

      Он не мог справиться с собой и мысленно ругал себя за это.

      – Ничего не могу вам ответить, – отрезал дворецкий. – Не моего ума это дело.

      – Конечно, – сердито парировала няня, – ваше дело сказать мальчику такие страшные слова, а отвечают пусть другие.

      Дворецкий на минуту задумался, а затем произнес:

      – Его светлость не упоминал о нем все эти годы. Последнее, что я слышал: «У меня не стало сына». И вид у его светлости был такой печальный, что никто больше его ни о чем не спрашивал. Мы, то есть слуги, посчитали, что ребенок отдал богу душу.

      В горле Саймона что-то заклокотало.

      – Разве герцог носил траур? – не унималась няня. – Нет? Как же вы могли прийти к таким выводам, если отец не надевал траурное платье?

      Дворецкий пожал плечами.

      – Его светлость часто носит черное. Почем мне знать?

      – Кошмар какой-то! – воскликнула няня. – А теперь немедленно доложите его светлости, что мы здесь!

      Саймон не мог вымолвить ни слова. Он пытался унять волнение, чтобы достойно держать речь перед отцом.

      Дворецкий наклонил голову и негромко сказал:

      – Герцог наверху. Я тотчас сообщу ему о вашем визите.

      В ожидании герцога няня ходила взад-вперед, подбирая наиболее убедительные слова, с которыми хотела бы обратиться к хозяину. Саймон стоял посреди холла, прижав руки к телу и тщетно пытаясь упорядочить дыхание.

      «Я должен… я обязан говорить нормально, – билось у него в мозгу. – Я могу сделать это!»

      Няня поняла его усилия и, подбежав, опустилась на колени, взяла его руки в свои.

      – Успокойся, мой мальчик, – увещевала она. – Дыши глубже… Так… И произноси мысленно каждое слово, перед тем как выговорить. Если ты будешь следить…

      – Вижу, вы по-прежнему нянчитесь с ним? – услышали они властный голос.

      Миссис Хопкинс поднялась с колен, повернулась к говорившему. Она тщетно пыталась быть учтивой – уважительные слова не шли ей на ум. Равно как и все остальные слова и фразы. Всмотревшись в лицо хозяина, она уловила в нем сходство с сыном, и ее захлестнул гнев. Да, они очень похожи, но это не означает, что герцога можно назвать отцом мальчика. Какой он ему отец!

      – Вы… вы, сэр, не достойны уважения!

      – А вы,