Мать железного дракона. Майкл Суэнвик

протоколов, да и то не факт. Они гордые создания, подверженные странным настроениям.

      Но, как ни странно, 7708-я заговорила. Голосом низким и задушевным, будто у пласта коренной породы перед землетрясением:

      – Меня, драконья сыть, терзают сомнения. Я спрашиваю себя, насколько мудра связавшая нас судьба. Взвешиваю варианты. Раздумываю, не лучше ли разбить оземь эту смертную оболочку, испепелив твою мерзкую плоть и освободив собственный дух, чтобы он смог вернуться в огненные чертоги, из которых его так надолго изгнали. Твоя смерть станет для меня маленьким прощальным подарком, незначительным, но забавным пустячком. Воображаю, как ты будешь вопить от страха до самой земли.

      О-го-го.

      Во время полета Кейтлин маленькой частицей своего разума всегда оставалась внутри драконьего сознания и чувствовала настроение 7708-й, пребывая наполовину собой, наполовину драконицей. И потому сразу поняла, что внезапный приступ злобы с примесью меланхолии куда как реален и весьма опасен, и устремилась вовнутрь, нащупывая точки управления драконом, утверждая свою власть.

      – Ты опять завелась с войной и уничтожением? Впрочем, как и всегда.

      – Что толку от учтивости, когда имеешь дело с тебе подобными. Поэтому скажу прямо: ты червь, не более. Это я знала еще до твоего рождения. Но кто же в таком случае я? Я, рожденная, чтобы стать властью предержащей в тех краях, какие ты и вообразить не можешь, – я повинуюсь прихотям оседлавших меня бледных маленьких паразитов. А теперь, выходит, я должна… Фуй! Когда же суждено мне снова очиститься?

      В обычных обстоятельствах дракон – лучшая игрушка, какую только девушка может прицепить себе между ног. Кому это было знать, как не Кейтлин, которая провела внутри 7708-й сотни часов. Но когда драконы принимаются себя жалеть, то превращаются в невыносимых нытиков.

      – Будет тебе война, – пообещала Кейтлин. – Рано или поздно. На подходе всегда очередная война.

      Глубоко во тьме драконьего разума затеплилась искорка веселого изумления.

      – Это, мерзостная дочь человечья, вернее, чем ты думаешь. Ты наполовину смертная, а значит, была рождена лишь для того, чтобы погибнуть. Если посчастливится, в небе, в сражении, а нет – из-за предательства и обмана.

      – Я тоже тебя люблю, Семь тысяч семьсот восьмая.

      – Не дерзила бы ты, кукла! Иначе замуруют тебя в печную трубу и забудут о твоем существовании[10]. Чу́дно. Ты сама все это на себя навлекла. Вот тебе мое пророчество: грядет буря, и когда она разразится, ты пожалеешь, что так легкомысленно отнеслась к моим словам.

      7708-я умолкла и почти полностью вышла из разума Кейтлин – так, что та содрогнулась от внезапно накатившего холода.

      По радио сквозь треск помех донесся голос командира эскадрильи:

      – Сан-Мерси[11]? Ваша очередь. Прием.

      – Вас поняла.

      Кейтлин мысленно потянулась во всех направлениях и почувствовала, как разум 7708-й ускользает от нее: вот он на расстоянии вытянутой руки, но только попытаешься

10

Не дерзила бы ты, кукла! Иначе замуруют тебя в печную трубу и забудут о твоем существовании. – Отсылка к колдовской кукле, которую могли использовать для наведения порчи или, наоборот, для защиты.

11

Сан-Мерси. – Название Дома Кейтлин восходит к фее из баллады Джона Китса «La Belle Dame sans Merci» (фр. безжалостная прекрасная дама).