Жизнь мальчишки. Роберт Маккаммон

и попросила нас о помощи!

      Требование мистера Моултри породило целую бурю как одобрительных, так и негодующих выкриков. Его жена Физер тоже вскочила на ноги и завизжала:

      – Да, черт возьми, мы хотим этого!

      Миссис Моултри была блондинкой с волосами серебристого оттенка, ее имя Физер означало «перышко», но она больше напоминала наковальню.

      Рев мистера Моултри перекрывал все другие крики:

      – Не стану я гнуть спину на ниггеров!

      – Ты забываешь, Дик, – не без смущения заметил мэр Своуп, – что они наши ниггеры!

      Крики и шум не утихали. Кто-то говорил, что наш христианский долг – спасти Брутон от наводнения, другие же заявляли, что паводок случился как нельзя кстати: он смоет Брутон с лица земли раз и навсегда. Отец и мама сидели молча, как и большинство присутствовавших, – усердствовали только крикуны.

      Внезапно по залу волной стала распространяться тишина. Она шла из дальнего конца зала, от дверей, где теснились пришедшие последними. Кто-то хихикнул, но смех тут же придушенно стих. Послышалось какое-то невнятное бормотание. А потом в зал протиснулся человек – толпа расступалась перед ним, словно морские воды.

      Улыбка играла на губах вошедшего. У него было мальчишеское лицо, светло-каштановые волосы и высокий лоб.

      – Из-за чего все эти крики? – спросил он. У него был акцент южанина, но чувствовалось, что это образованный человек. – У вас какие-то проблемы, мэр Своуп?

      – Э-э-э, нет, Вернон… никаких проблем. Ведь так, Дик?

      Казалось, мистер Моултри сейчас взорвется от злости и начнет брызгать слюной. Лицо его жены под серебристыми локонами стало бордовым, как свекла. Я услышал, как хихикнули Брэнлины, но кто-то шикнул на них, и они замолчали.

      – По-моему, причин для споров нет, – сказал Вернон, продолжая улыбаться. – Вы же знаете, как папочка ненавидит проблемы.

      – Сядьте, – сказал мэр Своуп чете Моултри, и те послушно опустились на стулья, чуть не обрушив их своими задами.

      – Мне показалось, что в наших рядах наблюдается… как бы это сказать… некоторая разобщенность, – продолжал Вернон.

      Я почувствовал, как смех щекочет мне горло, грозя вырваться наружу, но в этот момент отец схватил меня за руку и так сильно сжал, что я подавил смешок. Люди вокруг нас неловко ерзали на своих местах, особенно неуютно ощущали себя пожилые вдовы.

      – Мэр Своуп, я могу подняться на сцену?

      – Господи, помилуй нас, – прошептал отец, в то время как мама тряслась от охватившего ее беззвучного хохота.

      – Думаю… что можешь, Вернон. Пожалуйста, если ты хочешь. Поднимайся.

      Мэр Своуп сделал несколько шагов назад, унося за собой клубы табачного дыма.

      Поднявшись на сцену, Вернон Такстер повернулся лицом к собранию. В электрическом свете его кожа казалась очень бледной. Он весь был бледным, с головы до пят.

      Вернон Такстер стоял абсолютно нагой. На нем не было ни клочка одежды.

      Все его хозяйство было выставлено на общее