Полное собрание сочинений. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты. Лев Толстой

все тмъ, что онъ, самъ не зная какъ, дошелъ до того положенія, въ которомъ онъ чувствовалъ себя уже чмъ то связаннымъ съ семействомъ Кармалиныхъ и уже вполн готовымъ на самую ту великосвтскую, роскошную, пошлую жизнь, которую онъ такъ осуждалъ и отъ которой надялся всегда быть далеко.

      щенія и не сдлалъ бы предложенія, вс сказали бы и заинтересованные почувствовали бы, что онъ поступилъ нехорошо.

      114

      ется, его заманивали, но все это длалось такъ тонко, умренно, благородно, самъ онъ такъ мало былъ способенъ думать, что заманиваютъ, что онъ, разумется, не думалъ этого. Вспоминая объ этомъ, онъ вспомнилъ и то, что его просили прямо изъ суда придти къ нимъ и у нихъ обдать.

      115

      чая его. Письмо было толстое, срое, поддлка подъ грязную бумагу, но пахло какимъ то апопонаксомъ. <«Какова степень паденія, что я знаю, что есть на свт апопонаксъ».>

      116

      , какъ бумага была срая:

      117

      

      118

      жихъ папиросъ и, выйдя на улицу, взялъ перваго хорошаго извощика и похалъ на Поварскую. Действительно, <Ивины> Кармалины были еще

      119

      

      120

      

      121

      дная родственница,

      122

      

      123

      

      124

       грибковъ еще, – подозвалъ онъ обносившаго грибы къ жаркому.

      125

      

      126

      ла? – спросилъ дядюшка, оттирая вино, съ усовъ и бороды.

      , какъ всегда, никакого дла не было ни до какихъ длъ на свт, кром своего животнаго удовлетворенія, но надо было сказать что нибудь, и онъ сказалъ и успокоился, не получивъ и не ожидая отвта, и продолжалъ ду.

      щали? –