Полное собрание сочинений. Том 32. Воскресение. Лев Толстой

меня. И если нужно, да, если нужно, женюсь на ней», думал он.

      Эта мысль о том, чтобы ради нравственного удовлетворения пожертвовать всем и жениться на ней, нынче утром особенно умиляла его.

      Давно он не встречал дня с такой энергией. Вошедшей к нему Аграфене Петровне он тотчас же с решительностью, которой он сам не ожидал от себя, объявил, что не нуждается более в этой квартире и в ее услугах. Молчаливым соглашением было установлено, что он держит эту большую и дорогую квартиру для того, чтобы в ней жениться. Сдача квартиры, стало быть, имела особенное значение. Аграфена Петровна удивленно посмотрела на него.

      – Очень благодарю вас, Аграфена Петровна, за все заботы обо мне, но мне теперь не нужна такая большая квартира и вся прислуга. Если же вы хотите помочь мне, то будьте так добры распорядиться вещами, убрать их покамест, как это делалось при мама. А Наташа приедет, она распорядится. (Наташа была сестра Нехлюдова.)

      Аграфена Петровна покачала головой.

      – Как же распорядиться? Ведь понадобятся же, – сказала она.

      – Нет, не понадобятся, Аграфена Петровна, наверное не понадобятся, – сказал Нехлюдов, отвечая на то, что выражало ее покачиванье головой, – Скажите, пожалуйста, и Корнею, что жалованье я ему отдам вперед за два месяца, но что мне не нужно его.

      – Напрасно, Дмитрий Иванович, вы так делаете, – выговорила она. – Ну, за границу поедете, всё-таки понадобится помещение.

      – Вы не то думаете, Аграфена Петровна. Я за границу не поеду; если поеду, то совсем в другое место.

      Он вдруг багрово покраснел.

      «Да, надо сказать ей, – подумал он, – нечего умалчивать, а надо всё всем сказать».

      – Со мной случилось очень странное и важное дело вчера. Вы помните Катюшу у тетушки Марьи Ивановны?

      – Как же, я ее шить учила.

      – Ну, так вот вчера в суде эту Катюшу судили, и я был присяжным.

      – Ах, Боже мой, какая жалость! – сказала Аграфена Петровна. – В чем же она судилась?

      – В убийстве, – и всё это сделал я.

      – Как же это вы могли сделать? Это очень странно вы говорите, – сказала Аграфена Петровна, и в старых глазах ее зажглись игривые огоньки.

      Она знала историю с Катюшей.

      – Да, я всему причиной. И вот это изменило все мои планы.

      – Какая же от этого может для вас быть перемена? – сдерживая улыбку, сказала Аграфена Петровна.

      – А та, что если я причиной того, что она пошла по этому пути, то я же и должен сделать, что могу, чтобы помочь ей.

      – Это ваша добрая воля, только вины вашей тут особенной нет. Со всеми бывает, и если с рассудком, то всё это заглаживается и забывается, и живут, – сказала Аграфена Петровна строго и серьезно, – и вам это на свой счет брать не к чему. Я и прежде слышала, что она сбилась с пути, так кто же этому виноват?

      – Я виноват. А потому и хочу исправить.

      – Ну, уж это трудно исправить.

      – Это мое дело. А если вы про себя думаете, то тò, что мама желала…

      – Я про себя не думаю. Я покойницей так облагодетельствована,