Полное собрание сочинений. Том 32. Воскресение. Лев Толстой

членов суда.

      VI.

      Председательствующий приехал в суд рано. Председательствующий был высокий, полный человек с большими седеющими бакенбардами. Он был женат, но вел очень распущенную жизнь, так же как и его жена. Они не мешали друг другу. Нынче утром он получил записку от швейцарки-гувернантки, жившей у них в доме летом и теперь проезжавшей с юга в Петербург, что она будет в городе между тремя и шестью часами ждать его в гостинице «Италия». И потому ему хотелось начать и кончить раньше заседание нынешнего дня с тем, чтобы до шести успеть посетить эту рыженькую Клару Васильевну, с которой у него прошлым летом на даче завязался роман.

      Войдя в кабинет, он защелкнул дверь, достал из шкапа с бумагами с нижней полки две галтеры (гири) и сделал 20 движений вверх, вперед, вбок и вниз и потом три раза легко присел, держа галтеры над головой.

      «Ничто так не поддерживает, как обливание водою и гимнастика», подумал он, ощупывая левой рукой с золотым кольцом на безымяннике напруженный бисепс правой. Ему оставалось еще сделать мулинэ (он всегда делал эти два движения перед долгим сидением заседания), когда дверь дрогнула. Кто-то хотел отворить ее. Председатель поспешно положил гири на место и отворил дверь.

      – Извините, – сказал он.

      В комнату вошел один из членов в золотых очках, невысокий, с поднятыми плечами и нахмуренным лицом.

      – Опять Матвея Никитича нет, – сказал член недовольно.

      – Нет еще, – надевая мундир, отвечал председатель. – Вечно опаздывает.

      – Удивительно, как не совестно, – сказал член и сердито сел, доставая папиросы.

      Член этот, очень аккуратный человек, нынче утром имел неприятное столкновение с женой за то, что жена израсходовала раньше срока данные ей на месяц деньги. Она просила дать ей вперед, но он сказал, что не отступит от своего. Вышла сцена. Жена сказала, что если так, то и обеда не будет, чтобы он и не ждал обеда дома. На этом он уехал, боясь, что она сдержит свою угрозу, так как от нее всего можно было ожидать. – «Вот и живи хорошей, нравственной жизнью, – думал он, глядя на сияющего, здорового, веселого и добродушного председателя, который, широко расставляя локти, красивыми белыми руками расправлял густые и длинные седеющие бакенбарды по обеим сторонам шитого воротника, – «он всегда доволен и весел, а я мучаюсь».

      Вошел секретарь и принес какое-то дело.

      – Очень вам благодарен, – сказал председатель и закурил папироску. – Какое же дело пустим первым?

      – Да я думаю, отравление, – как будто равнодушно сказал секретарь.

      – Ну, хорошо, отравление, так отравление, – сказал председатель, сообразив, что это такое дело, которое можно кончить до 4-х часов, а потом уехать. – А Матвея Никитича нет?

      – Всё нет.

      – А Бреве здесь?

      – Здесь, – отвечал секретарь.

      – Так скажите ему, если увидите, что мы начнем с отравления.

      Бреве был тот товарищ прокурора, который должен был обвинять в этом заседании.

      Выйдя