Полное собрание сочинений. Том 9–12. Война и мир. Лев Толстой

обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.

      – Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais très content si vous me débarrassez de ce jeune homme…[150] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.

      Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.

      XIII.

      Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё-таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.

      – Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me reconnaissez pas?[151]

      – Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.

      – Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.

      – Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.

      – Могу я видеть графа? – повторил Пьер.

      – Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.

      Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:

      – Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.

      Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.

      На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:

      – Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme à Pétersbourg, vous finirez très mal; c’est tout ce que je vous dis.[152] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.

      С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.

      В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой,

150

Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека!..

151

Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?

152

Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; это верно.