Джульетта. Энн Фортье

всегда.

      Ева-Мария Салимбени ждала меня в зале Мира. Она сидела на скамье в центре, глядя куда-то вверх, словно разговаривая с Богом. При виде меня она отвлеклась от раздумий и ее лицо осветила улыбка искренней радости.

      – Вот ты и пришла наконец! – воскликнула она, поднимаясь со скамьи и целуя меня в обе щеки. – Я уже начала волноваться.

      – Извините, что заставила себя ждать, но я не знала…

      Ее улыбка служила подтверждением, что мне прощают все причины, какие я могла бы найти себе в оправдание.

      – Ты здесь, и это главное. Смотри, – широким жестом она указала на огромные фрески, покрывавшие стены зала. – Ты видела когда-нибудь что-то подобное? Наш великий маэстро Амброджио Лоренцетти написал их в конце тысяча триста тридцатых, а часть фрески над дверью закончил в тысяча триста сороковом году. Она называется «Доброе правление».

      Я обернулась посмотреть на фреску, о которой говорила Ева-Мария. Живопись покрывала всю стену от пола до потолка; мастер наверняка работал на сложных лесах с подмостками или даже на платформе, подвешенной к потолку. Левую часть занимала мирная городская сцена – горожане, занятые своими делами, – а в правой открывался широкий вид на окрестности Сиены за городской стеной. У меня в голове что-то неслышно щелкнуло, и я пораженно переспросила:

      – Вы сказали, это работа маэстро Амброджио?

      – О да, – кивнула Ева-Мария, ничуть не удивившись, что мне знакомо это имя. – Одного из величайших мастеров Средневековья. Он написал эти фрески в ознаменование конца долгой вражды между двумя семействами, Толомеи и Салимбени. В тысяча триста тридцать девятом году наконец настал мир.

      – Неужели? – Мне вспомнилось, как Джульетта и брат Лоренцо чудом спаслись от головорезов Салимбени на дороге близ Сиены. – У меня сложилось впечатление, что в тысяча триста сороковом году вражда между нашими предками была в самом разгаре. По крайней мере, за городскими стенами.

      Ева-Мария как-то неловко улыбнулась: либо ей понравилось, что я взяла на себя труд ознакомиться с семейными преданиями, либо возмутило, что я осмелилась возразить. Но она любезно согласилась с моей точкой зрения и ответила:

      – Ты права, примирение повлекло непредсказуемые последствия. Так всегда бывает, когда вмешиваются бюрократы. – Она всплеснула руками: – Если люди хотят воевать, их не остановишь. Если прекратить вражду в пределах городских стен, они перенесут вражду в предместья и далее, где им все сойдет с рук. Но по крайней мере в Сиене мятежи успевали вовремя пресечь. А все почему?

      Она взглянула на меня, словно предлагая угадать ответ, но я, разумеется, не угадала.

      – Потому что, – продолжила Ева-Мария, назидательно крутя указательным пальцем у моего носа, – в Сиене всегда существовала собственная милиция. Чтобы держать в рамках Салимбени и Толомеи, горожанам Сиены пришлось научиться мобилизовываться и выдворять разбушевавшихся смутьянов с городских