Полное собрание сочинений. Том 3. Произведения 1852–1856 гг.. Лев Толстой

усами и бородой, беспрестанно шевелился, как будто жуя что-то; но в красных, лишенных ресниц глазах еще блистал огонь и ясно выражалось старческое равнодушие к жизни.

      Розенкранц через переводчика спросил его, зачем он не ушел с другими.

      – Куда мне итти? – сказал он, спокойно глядя в сторону

      – Туда, куда другие ушли, – заметил кто-то.

      – Джигиты пошли драться с русскими, а я старик.

      – Разве ты не боишься русских?

      – Чтò мне русские сделают? Я старик, – сказал он опять, небрежно оглядывая кружок, составившийся около него.

      Возвращаясь назад, я видел, как этот старик, без шапки, со связанными руками, трясся за седлом линейного казака и с тем же бесстрастным выражением смотрел вокруг себя. Он был необходим для размена пленных.

      Я влез на крышу и расположился подле капитана.

      – Неприятеля, кажется, было немного, – сказал я ему, желая узнать его мнение о бывшем деле.

      – Неприятеля? – повторил он с удивлением: – да его вовсе не было. Разве это называется неприятель?.. Вот вечерком посмотрите, как мы отступать станем: увидите, как провожать начнут: чтò их там высыплет! – прибавил он, указывая трубкой на перелесок, который мы проходили утром.

      – Что это такое? – спросил я с беспокойством, прерывая капитана и указывая на собравшихся недалеко от нас около чего-то донских казаков.

      Между ними слышалось что-то похожее на плач ребенка и слова:

      – Э, не руби… стой… увидят… Нож есть, Евстигнеич?.. Давай нож…

      – Что нибудь делят, подлецы, – спокойно сказал капитан.

      Но в то же самое время с разгоревшимся, испуганным лицом вдруг выбежал из-за угла хорошенький прапорщик и, махая руками, бросился к казакам.

      – Не трогайте, не бейте его! – кричал он детским голосом.

      Увидев офицера, казаки расступились и выпустили из рук белого козленка. Молодой прапорщик совершенно растерялся, забормотал что-то и со сконфуженной физиономией остановился перед ним. Увидав на крыше меня и капитана, он покраснел еще больше и, припрыгивая, подбежал к нам.

      – Я думал, что это они ребенка хотят убить, – сказал он, робко улыбаясь.

X.

      Генерал с конницей поехал вперед. Батальон, с которым я шел из крепости N, остался в арьергарде. Роты капитана Хлопова и поручика Розенкранца отступали вместе.

      Предсказание капитана вполне оправдалось: как только мы вступили в узкий перелесок, про который он говорил, с обеих сторон стали беспрестанно мелькать конные и пешие горцы, и так близко, что я очень хорошо видел, как некоторые, согнувшись, с винтовкой в руках, перебегали от одного дерева к другому.

      Капитан снял шапку и набожно перекрестился; некоторые старые солдаты сделали то же. В лесу послышались гиканье, слова: «иай гяур! Урус иай!» Сухие, короткие винтовочные выстрелы следовали один за другим, и пули визжали с обеих сторон. Наши молча отвечали беглым огнем; в рядах их только изредка слышались замечания в роде следующих: «он27

27

Он – собирательное название, под которым кавказские солдаты разумеют вообще неприятеля.