Он хотел жить и умереть странником. Воспомининия об иеросхимонахе Алексии. Монахиня Иулиания

чтобы не тянул, как-то сбросил. Рюкзак унесло. А он с Божьей помощью выкарабкался чудом. «Ой, слава Богу, живой еще остался! Ну, теперь все. Теперь, батюшка, как хочешь, а я монашество буду принимать. Хочу умереть монахом».

      И вот на Троицу призвали меня служить там на поляне. Я пришел как раз перед Троицкой поминальной субботой. Закончилась служба. Вызывает меня отец Виталий на разговор в одиночку. Бледный после этого купания. Он ведь и так весь болезненный был.

      – Отец Мардарий, у меня сильная скорбь. Раз ты прибыл сюда, то помоги мне.

      – Отченька, если смогу, конечно, помогу. Какая? Он рассказал, как чуть не утонул, и про постриг, что

      никак батюшка не соглашается.

      – Вот, Мардарий, теперь все. Ты не бойся, я пострига хочу.

      – Ну, а как?

      – Хочу тайный постриг от тебя получить.

      – А как батюшка? Отец Серафим? Как это?

      – Это тайно будет. Ты только не бойся. Я все беру на себя. Ты только постриг соверши. (Дело в том, что отец Виталий стал болезненным давно. Еще со времени своего странничества у него был туберкулез в стадии кровохаркания. А тут, когда упал в реку и дополнительно застудился, возникла смертельная опасность. Когда туберкулез принимает тяжелую форму, то кровь идет горлом. Она может не остановиться, и человек может просто захлебнуться. Потому отец Виталий, чувствуя серьезность своего положения, решился на такой последний шаг (примеч. – монаха К.))

      – Хорошо, давай соберем всю братию. Отцов Ахилу, Меркурия, Кассиана, Петра, Василия схимника, чтобы сообща обсудить и решить это дело. Раз постриг, то братия все-таки будут знать.

      Он говорит:

      – Я согласен.

      – Отец Виталий, только не подведешь?

      – Нет, – говорит, – нисколько виноват не будешь. И вот на Троицу все сошлись. Много было братии.

      Отслужили службу. После литургии собрались, отец Кассиан и говорит.

      – Ну, что ж? Батюшка уж столько лет тянет, а человек вот, смотри, больной, умереть ведь может. А каждому хочется монашества, ведь все-таки благодать такая.

      Ну и решили его постричь тайно. А кому вести? Отец Меркурий был мантийным монахом, отец Кас-сиан еще не постриженный. Отец Ахила, правда, был священником, но отец Виталий отца Меркурия избрал. Они по духу сходились. Ну и все. Постриг решили назначить на Троицу. О! А ему-то! Боженька! Он как на небе! И семь дней ему по уставу в церкви находиться. А ему это самое и нужно. Он бы совсем там жил. Свечки ставит, да один там молится. Ну, мы на службу приходим, потом расходимся, а он там пребывает семь дней.

      При постриге отцу Виталию дали имя Венедикт. Я не от себя дал, а братию спросил:

      – Какое, братия, имя назначите? Отец Ахила открыл календарь и начал по святцам смотреть.

      – Вот, Венедикт. Этот святой состоит в лике преподобных. А ему такое имя, кажется, и шло. Что-то схожее было у него с жизнью преподобного Венедикта. Виталий же и уставщик был, и певчий, и миссионер, и духовник.

      Постригли. Все хорошо. Семь дней уже вышло. Братия решает. «Теперь у нас будет выход на озеро».

      А раз отца Виталия постригли,