Зенитная цитадель. «Не тронь меня!». Владислав Шурыгин

Мошенский. – Вот и Бутаков хитровато посмеивается… Во всяком случае, придется оборудовать свой НП, назначить на нем старшим одного из лейтенантов и в зависимости от степени воздушной опасности управлять работами по строительству…»

      Мошенский хорошо знает краснофлотца Ивана Тягниверенко, прибывшего на плавбатарею из морпограншколы. Тягниверенко до войны входил в сборную команду Украины по тяжелой атлетике, и теперь его недюжинная сила как нельзя лучше пригождается там, где по-настоящему трудно и тяжело. А кто же второй?

      – Кто с вами второй? – спрашивает он у Тягниверенко.

      – Краснофлотец Филатов! – отзывается стоящий под дальним концом пятиметрового бруса незнакомый моряк.

      – Товарищи, немедленно положите брус и бегом в укрытие! – приказывает Мошенский.

      Тягниверенко какое-то время медлит… Его крупные губы трогает виноватая улыбка:

      – Товарищу старший лейтенант! Дозвольте… Нам же все равно в ту сторону бежать…

      – Мы быстренько! – поддерживает товарища Филатов.

      – Никаких «быстренько»! Прекратить ненужные разговоры! Выполняйте, что вам приказано, с первого слова!

      – Есть, с первого слова!

      – Есть…

      Краснофлотцы положили брус и трусцой поспешили к «Квадрату». Бутаков по-прежнему молчит, покуривает трубочку. Он бы не осудил командира плавбатареи, если бы тот разрешил краснофлотцам отнести брус на «Квадрат», но теперь с уважением думает, что Мошенский поступил абсолютно верно: никаких, даже внешне полезных для дела, уступок командир делать не должен. Слово его должно быть законом. Это главное. Дисциплина расшатывается с малого, иной раз с такого соглашательства с «просьбой» подчиненных… Бутакову пора. Он прощается с Мошенским, желает командиру «Квадрата» боевой удачи.

      – Надеюсь вскоре услышать добрые вести о вас и о плавбатарее!

      – Спасибо. Постараемся, товарищ капитан второго ранга, оправдать ваши надежды.

      Это была их единственная встреча. Больше на плавбатарее Бутаков не бывал и Мошенского не видел…

      Однако кое с кем из знакомых ему краснофлотцев он еще встретится. Но случится это почти через год…

      …Прошла всего лишь неделя, а Мошенскому казалось, что минул месяц. Дни и ночи слились в единое, неразрывное время.

      Мошенский похудел, обветрился. Лицо и руки его, еще недавно по-ленинградскому бледные, успели приобрести крымский загар, глаза лучились энергией.

      Честно сказать, он не ожидал, что создание плавучей батареи будет вестись с таким размахом, при участии стольких специалистов и мастеров морзавода. После беседы с полковником Жилиным в штабе ПВО у Мошенского сложилось представление, что плавбатарея будет чем-то вроде большой зенитной баржи. У Жилина все звучало куда как просто. «Оборудуете старый броненосный отсек, установите орудия, приборы – и на якоря, в море».

      Мошенский думал, что в основном только его людям – будущему экипажу батареи – придется самим все оборудовать и