Зенитная цитадель. «Не тронь меня!». Владислав Шурыгин

завоевателей. Собранный, суровый, готовый к борьбе. И снова настал черед Бутаковых.

      Капитан 2-го ранга Бутаков, как когда-то предки его, готов постоять за страну, за честь родного флота. Севастополь уже вступил в дело. То ли еще будет! Ни одна война не обошла его стороною. Не завтра, так послезавтра немцы навалятся на него большими силами. Надо быть готовыми. Надо построить и ввести в строй зенитную плавбатарею. «Ввести в строй… А сроки? Какие немыслимые сроки!» Однако доверие командующего флотом, его спокойствие окрыляли, придавали уверенность. Если вице-адмирал Октябрьский верит в реальность сроков постройки плавбатареи – обязан верить и он! Поскорее войти в дело, установить очередность задач, разобраться, от кого что зависит, быть энергичным и жестким. Да, жестким, если требуется!

      Думая так, Бутаков имел в виду свою «слабину» – постоянно сопутствующий ему некого рода командирский либерализм в отношении к подчиненным. Энергии, самоотдачи в работе ему всегда хватало, а вот жесткости, увы…

* * *

      На морзаводе он сразу же увидел то, что хотел увидеть. Возле дока, осев на плаву и чуть накренившись на один из бортов, стоял линкоровский отсек. По нему, словно муравьи, уже лазали люди. Огромный железный корпус будущей плавбатареи гудел и стонал: кувалдами отбивалась ржавчина, выносился мусор, откачивалась грязная вода…

      В проектно-конструкторском бюро Бутаков впервые услышал, что объект строительства – плавбатарею условно назвали «Квадратом». За кульманами и чертежными досками рождалось то, что должно было стать плавучей зенитной батареей. Рождалось, как и положено, в муках. Бутаков стал свидетелем жаркого спора главного инженера завода Кривчика и главного строителя плавбатареи Лозенко, где быть главному командному пункту: на верхней палубе или под палубой.

      «Данные о воздушной обстановке будут поступать от радарной установки по радио, будут наноситься на планшет, а находиться сам планшет и люди, управляющие боем, должны в спокойной обстановке. Во всяком случае, укрытые от осколков. Это дело новое, и его, Феликс Иванович, надо понять», – напористо говорил Лозенко.

      Кривчик, среднего роста брюнет, в белой рубашке с закатанными выше локтей рукавами, резко возражал: «Да вот стараюсь вас понять, но не могу! Какое управление по радио? Корабль, «Квадрат» этот, в море, за десяток миль, и его атакуют самолеты. Его атакуют, понимаете? Какое тут радио? Надо, товарищ Лозенко, все учесть, а не только то, что будет он стоять на своих якорях как наблюдательный пост и докладывать, куда и как идут немецкие самолеты. На войне сторонних наблюдателей нет! «Квадрат» будут бомбить, будут стараться потопить, а значит, самолеты врага будут летать над самим объектом. Какое ж тут радио?! Мы и от голоса, от команды не всегда еще четко вести бой умеем. Командный пункт должен сам все видеть, а значит, должен быть наверху».

      Бутаков слушал, посасывал пустую трубку. Задумался. Действительно, кто же прав? Работать планшетистам на верхней палубе нельзя, а под палубой командир ничего не