Иван, Кощеев сын. Константин Арбенин

прочитай – сразу почувствуешь, какая книга чудодейственная!

      Иван книгу ещё полистал, понюхал, вернулся к обложке.

      – Так, – читает. – «Пролего… Проле… гомены естественно вытекающих процессов… – зевает уже, – процессов осознания индиви… диви… дуальностей индивидуумов, а также… а также их классификация в виде тезисов и таблиц… написано учёным котом-архивариусом Лукой Мурычем Лукаму… – зевает уже вовсю, – Лукоморовым… в лето от Рождества… от Рождест… ва-а-а-а…»

      Прилёг Иван, не дочитал чуток заглавие. Притулился к комельку и заснул молодецким здоровым сном в два прихрапа на три присвиста.

      – Вот я и говорю, – подзёвывает товарищу Горшеня, – только «баю-баю» и выходит. Удивительная книга-а-а…

      Руку протянул Горшеня, фолиант из-под Ивана выпростал, засунул себе под голову. Потом ноги коромыслом раскинул, лицо вверх задрал – вроде безо всяких удобств устроился, а удобней не бывает! И запустили дорожные знакомцы на всю поляну хор имени Свистуна Сопеича Храповицкого.

      Глава 8

      Верхом на сером волке

      Поскольку легли рано, то и проснулись соответственно с первыми пеночками да зябликами.

      – Не замёрз, Ваня? – спрашивает Горшеня.

      – Не то слово, – отвечает Иван. – Зуб на зуб не попадает.

      – Айда кости греть! – кричит Горшеня командным сержантским голосом и давай бегать по поляне, голыми пятками ужей пугать.

      Побегал, попрыгал, за другие упражнения принялся, песни горлопанит – птицам вступить не даёт:

      Ой, весна моя, весна,

      Веничек осиновый!

      Раскалился докрасна

      Прилавок магазиновый…

      Иван смотрит на него из своей зябкой дремоты, а примкнуть не решается. Наконец встал, поприседал с ленцой, наклоны вправо-влево сделал.

      – Эх, мать моя природа, мачеха погода! – вопит Горшеня на всю поляну, тело своё в разные фигуры скручивает.

      До пота согрелся, присел обратно на ельник. Дышит-шумит, больную ногу растирает, на Ивана с усмешкой посматривает.

      – Ну что, – говорит, – одолела тебя кошачья учёность, до сих пор, гляжу, проснуться не можешь!

      Иван присел, лицом в росу обмакивается – такие у него водные процедуры.

      – Вот какова книга! – гордится Горшеня. – Незаменимая вещь. На войне мы под неё при самой злой канонаде засыпали, а хороший сон для солдата – основа крепости духа. Так что я этой книге многим обязан.

      – А ты, Горшеня, где грамоте выучился? – спрашивает Иван.

      – Меня, Ваня, жизнь выучила, – отвечает Горшеня, а сам портянки с веточек снимает, на сырость щупает. – Сначала согласным звукам обучила, потом уже и гласные преподала. И уж совсем недавно объяснила, где надо точку ставить, а где и запятая сгодится. А вот насчёт всяких там двоеточиев и многоточиев – это я до сих пор не уразумел. Может, ты мне, Вань, объяснишь?

      – Объясню, – неуверенно кивает Иван. – Только как-нибудь в другой раз, сидючи.

      И то верно – уже в путь пора, дорога не ждёт.

      После