Там мы стали другими. Томми Ориндж

Я больше не хожу на эти сборища, но раньше танцевал.

      – Мы одеваемся в костюмы индейцев с перьями, бусами и прочим дерьмом. Танцуем. Поем, бьем в большой барабан, покупаем и продаем всякое индейское барахло вроде украшений, одежды и предметов искусства, – сказал я.

      – Да, но ради чего вы это делаете? – спросил Октавио.

      – Ради денег, – сказал я.

      – Нет, но, в самом деле, зачем им все это?

      – Не знаю.

      – Что значит, не знаешь?

      – Чтобы заработать денег, придурок, – огрызнулся я.

      Октавио посмотрел на меня, склонив голову набок, как бы предупреждая: Помни, с кем разговариваешь.

      – Вот почему мы тоже будем на том пау-вау, – сказал Октавио.

      – Ты имеешь в виду то, что устраивают на стадионе?

      – Да.

      – Чтобы заработать денег?

      Октавио кивнул, затем отвернулся и схватил то, в чем я не сразу распознал пистолет. Маленький и полностью белый.

      – Что за чертовщина? – удивился я.

      – Пластик, – сказал Октавио.

      – И эта штука работает?

      – Трехмерная печать. Хочешь посмотреть? – предложил он.

      – Посмотреть? – переспросил я.

      Выйдя на задний двор, я прицелился в подвешенную на веревке банку из-под пепси-колы, вцепившись в пистолет обеими руками, высунув язык и зажмурив один глаз.

      – Ты когда-нибудь стрелял из пистолета? – спросил он.

      – Нет, – признался я.

      – Тогда береги уши.

      – Можно пальнуть? – спросил я и, прежде чем получил ответ, почувствовал, как дернулся мой палец, – и взрывная волна прошла сквозь меня. Я даже не понял, что происходит. Нажатие на курок сопровождалось грохотом, и мое тело будто взорвалось и опало. Я невольно пригнулся. Разносился звон, внутри и снаружи, монотонный звук плыл где-то далеко или глубоко во мне. Я взглянул на Октавио – похоже, он что-то говорил. Я спросил: «Что?», но даже сам не расслышал собственного голоса.

      – Вот так мы и грабанем этот пау-вау, – до меня наконец долетели слова Октавио.

      Я вспомнил, что при входе на стадион стоят металлодетекторы. Ходунки Максин, которыми она пользовалась после того, как сломала бедро, вызывали сигнал тревоги. Как-то в среду вечером – когда билеты стоят по доллару, – мы с Максин пошли посмотреть бейсбольный матч с участием «Техас Рейнджерс». Максин всегда болела за «рейнджеров», потому что в ее родной Оклахоме не было своей команды.

      На выходе Октавио вручил мне флаер на пау-вау, где перечислялись призы в каждой танцевальной категории. Разыгрывались четыре приза по пять тысяч долларов. И три – по десять.

      – Неплохие деньги, – заметил я.

      – Ни за что не стал бы влезать в такое дерьмо, но я кое-кому должен, – сказал Октавио.

      – Кому?

      – Не твое дело, – отрезал он.

      – У нас все в порядке? – встревожился я.

      – Ступай домой, – сказал Октавио.

      Вечером, накануне пау-вау, Октавио позвонил и сказал, что мне придется спрятать патроны.

      – В