Хроника барона фон Дитца. Андрей Воронов-Оренбургский

свят! С каждым последующим этапом своей военной карьеры радуясь триумфальному шествию германских войск по Европе, каждый из них благодарил Небо и судьбу за привилегию быть рождённым немцем и служить фюреру. И каждой новой победой, с каждой милей новых взломанных границ и захваченных территорий, которые железная машина Вермахта оставляла за ранцами и касками своих солдат, нетерпение молодых людей воевать становилось невыносимым.

      – Мы Империя войны и воли, дружище! Наш покровитель огненный Марс. Мы – рыцари духа нашего Фюрера! – перекрывая нетрезвый гуд за столами подвыпивших посетителей, рычал в ухо другу фон Дитц. – Мой отец…наставлял: « Надо жить широкими шагами. Не спотыкаться по мелочам. Смело и твёрдо идти к своей цели во благо Отечеству! – Золотые слова, барон! – поднимая кружку, кивнул раскрасневшийся Герман. Алкоголь, как водиться, ещё сильнее, сблизил их понимание. Касаясь плечами, они пили вдвоём, вспоминая своё, поверяя друг другу сокровенные вещи. Они сидели за столом, напротив зеркала, которыми была украшена обшитая красным деревом стена. Голова Гармана кружилась от выпитого, и он не всякий раз мог понять: где зеркало, а где отражение.

      – Твой отец был благородным человеком, Отто. И я…горжусь, что имел честь знать его.

      – Благодарю. Мне так его теперь не хватает…Майн фатер… – Отто, взбугрил желваки под кожей, на время забыл о Шнитке. – Вот мы и идём широкими шагами, к нашей цели, отец. – В позе гордого смирения он молчал, напряжённо глядя в зеркало, будто и впрямь ждал ответа отца. Казалось, всё что окружало его куда-то кануло, растворилось… Он остался один перед равнодушно-молчаливым зерцалом, один перед грозным лицом необъятной и величавой тишины Вечности. Один. Неподвижными остриями, вонзались в потолочную мглу кинжальные лепестки стройных белых свечей…Тишина.

      – Не хочешь? Или не можешь?…Ты, слышишь меня? – внезапно спросил он, всё так же тихо и смиренно, но вдруг…Пугая, проходившего мимо официанта закричал свирепым криком, выкатывая стальные глаза, давая лицу ту страшную откровенность выражения, какая свойственна умирающим, идущим на смерть или глубоко спящим. Он вспыхнул, заглушая криком грозную тишину, приковывая к себе внимание всего зала.

      – Ты должен! Должен ответить мне, твоему сыну!!!

      – Отто, ты в порядке?! – Герман загремел тяжёлым стулом, хватая его за рукав. У него было такое чувство, что он потеет в жарком сиянии полуденного солнца.

      – К чёрту! Halt die kiappe! – Он с ожесточением вырвал руку, разбивая о каменные плиты грота пивную кружку. В баре зависла тишина. Все подняли на него глаза и замерли. На зелёном сукне бильярдного стола с хрустом сшиблись шары. Один из них влетел в боковую лузу, другой бешено завертелся волчком на месте и робко, точно боясь чего-то, вкатился в противоположную золотистую сетку.

      У карточного стола заскрежетали стулья. В баре тут же, словно озоном, – запахло опасностью и натянутыми нервами.

      – Эй, полегче, лейтенант!

      – Ты не один здесь герой!

      – Тут